Наташа звала сына (то есть моего отца), он пытался что-то объяснить. Не получалось. Она угасала.
Похоронили бабу Розу возле деда, в Вострякове, на еврейской стороне.
Фотографию деда на черном лабрадоре памятника поменяли на другую – где они вместе, рядом, на скамейке у Патриарших.
Про папу
Отца моего баба Роза родила в 1917 году. Том самом.
Накануне ночью большевики ворвались в Киев, потом город еще многократно, чуть не ежедневно, переходил из рук в руки – белые, красные, зеленые, жовто-блакитные, невесть какие.
Папа продержался на этом свете дольше, чем его ровесница советская власть, и в отличие от нее всегда находился в здравом уме и трезвой памяти. Когда ему было за восемьдесят, сокрушался, что память уже не та и на лекциях в университете ему приходится заглядывать в конспект, а это неловко.
В летнюю сессию отец еще успел принять у студентов экзамены и в начале июля, оказавшись первый раз в жизни в больнице, больше всего переживал, что не успел принять пересдачи у двоечников.
Из больницы он уже не вышел.
Дом у Патриарших прудов, где прошли его школьно-студенческие годы, – одно из самых моих московских мест.
В канун войны отец поступил в аспирантуру мехмата. У него была бронь, но он ушел на фронт добровольцем. И, похоже, только потому живым вернулся. Все-таки воевал в регулярной армии, был боевым офицером, при оружии и обмундировании.
Те, кто остался, полегли потом тут же, под Москвой, в ополчении – безоружные, в суматохе и неразберихе. Почти все его однокурсники, друзья.
Пушечное мясо – Московский университет, Консерватория…
Чудо. Единственный сын в семье, прошел всю войну, был на передовой, в артиллерийской разведке, и вот – вернулся живым и невредимым.
Из военных наград отец ценил не самые высокие, а самые ранние. В конце войны, когда все шло к победе, награждали много и многих. В начале войны – очень редко и очень за дело. Он показывал не сами ордена-медали, а оборотную сторону, где были выбиты совсем маленькие номера.
Перед каждым 9 Мая я чистил ордена его и медали зубным порошком, и они с мамой отправлялись в Парк культуры на встречу с однополчанами.
Потом, когда мамы не стало, мы с братом сопровождали отца, наши жены и дети. В этом мы являли собой образцовую советскую семью.
В парке было весело – встречи, объятия, много ветеранов. После встречи папины однополчане шли к нам домой – многие были не из Москвы, специально приезжали.
Это был редкий случай, когда я мог увидеть в нашей довольно чинной профессорской квартире совсем других людей – шумных, простецких, сильно пьющих, совсем не похожих на наших родственников и друзей семьи.
Они хохотали до слез, вспоминали про войну только смешные истории, папа тоже.
Меня поначалу это удивляло. Это были шестидесятые годы, уже появились непарадные книги и фильмы о войне – жесткие, суровые,