– Господи! Знать бы, кто это сделал, уж я бы с ним поквиталась!.. Вот гнусная шутка! Завтра все будут об этом судачить и возненавидят нас! Ах, знать бы, кто это сделал!
Тут Коллальто преградил мне дорогу, уставился на меня в упор и сказал Луизе:
– Может быть, Джаннино нам расскажет, а, Джаннино?
– О чём это? – я притворился, что я тут ни при чём, а сам почувствовал, как вспыхивают щёки и дрожит голос.
– Как это о чём?! А кто стащил портреты из Луизиной комнаты?
– Ах вот оно что! – протянул я, пытаясь выиграть время. – Может, Мурино…
– Как же! – сказала сестра, испепеляя меня взглядом. – Кот?
– А что? Я как раз на той неделе бросил ему две-три фотографии погрызть, небось он и выволок их из дома, да так и оставил на улице…
– Ага, значит, всё-таки ты их взял! – воскликнула Луиза – глаза вытаращены, сама красная как рак.
Ну, вот-вот меня проглотит, ей-богу. Я страшно перепугался и, набив карманы нугой, удрал в свою комнату.
Лучше мне не дожидаться, пока гости разойдутся. Сейчас я быстренько разденусь и юркну в кровать.
16 октября
Только-только рассвело.
Я принял важное решение и прежде всего спешу поделиться этим с моим дорогим дневником, свидетелем всех моих радостей и невзгод, а последних что-то многовато для девятилетнего мальчишки.
Ночью, когда праздник закончился, я услышал под дверью шушуканье и притворился спящим, так что они не решились меня будить, но сегодня уж мне не избежать хорошенькой трёпки. А у меня и так всё болит с прошлого раза, когда мне досталось от папы.
От этих мыслей я всю ночь не мог сомкнуть глаз.
Что ж, придётся убежать из дома до того, как проснутся родители и сёстры, – ничего не поделаешь. Может, тогда они поймут, что детей нельзя воспитать кнутом, ведь и история нас учит тому же: сколько жестокие австрийцы ни карали славных итальянских патриотов[6], которые в подполье боролись за свободу, кнут терзал их плоть, но не смог задушить идею.
Так у меня созрел план сбежать в деревню к тёте Беттине, у которой я когда-то гостил. Поезд отходит ровно в шесть, отсюда до вокзала полчаса пешком.
Всё готово к побегу: я взял две пары носков и одну запасную рубашку… В доме тишина, сейчас я тихонько спущусь по лестнице и – прочь отсюда, на волю, в чисто поле…
Да здравствует свобода!
После этих слов в дневнике Джанни Урагани следует мятая страница с отпечатком вымазанной углём руки. Сверху – надпись толстыми кривыми буквами, смазанная в конце. Мы приводим здесь этот документ, поскольку он весьма важен для мемуаров нашего Джаннино Стоппани.
7 октября
Тётя Беттина ещё спит, так я пока опишу мои вчерашние приключения, достойные пера Сальгари[7]. Итак, вчера утром, пока все спали, я, как и было задумано,