– Я начмед восьмого корпуса полковник Бессолов.
Начмед в пятнистом «комке», на шее зеленый платок а‑ля пионерский галстук, на голове серый подшлемник. Глаза усталые. Голос хриплый, как и у всех здесь:
– Раненых приносят, еще кровь хлещет. Линия фронта – она ж вот, двести метров, триста! А снайперы и здесь достают. Мы этот бункер обороняем. Сами. Каждый день идут предупреждения, что нас захватить должны.
Заглядываю в единственную операционную. Комнатушка. Стол. На нем голый человек. Ногами к выходу. В боку маленькая красненькая дырочка. Капелька крови сползла на белую-белую кожу. И чуть подсохла. За мной протискивается Вадик и включает камеру. У стола медсестра. Красивая блондинка.
– Товарищ режиссер…
– Я оператор.
– Какая разница. Сейчас пулю вынимать будем. Выходите.
Врач, судя по всему, анестезиолог, в очках и с подстриженной рыжей бородкой, накладывает на лицо раненого кислородную маску. Гофрированный шланг уходит куда-то под стол. Врач смотрит на нас, склонив голову. Вежливо ждет. Мы выходим и закрываем за собой дверь.
В большом зале кровати заправлены белыми простынями. Одеяла сине-черные, солдатские. Раненых кладут и накрывают одеялами до подбородка. Кто-то в гримасе боли, кто в промедольной нирване…
Вспоминаю фильм какой-то советский, про Белую гвардию. Офицер с аксельбантом орет на полкового врача: «Эй ты! Клистирная трубка!». Неточный образ, неправильный. Разве станет оскорблять доктора настоящий боевой офицер, который всегда между жизнью и смертью? Спасать которого кто будет, если не тот же доктор.
Мой друг Эльбрус Фидаров, начинавший военный путь еще в Кандагаре в 1982‑м, в спецназе ГРУ, рассказывал, как бойцы подходили к нему перед рейдом:
– Доктор, а вы идете с нами?
– Конечно.
Бойцы сразу улыбались, хлопали друг друга по плечу:
– Ну! Тогда все будет нормально.
На войне всегда молишься Богу. Если ранят, молишься на врача. В бункере лица у врачей и санитаров черные, уставшие. Только две медсестры выглядят, как будто в тылу. Бодрые, оптимистичные. Одна даже улыбнулась мне. Женщины сильнее мужчин.
Возвращаемся на воздух. Еще неизвестно, где хуже. Там, где разрываются мины и бьют снайпера, или внизу. Где стоны и смерть.
Вечером мы складываем кассеты и договариваемся об отправке в Моздок. Надо передать материал в Москву. Ну и заодно оттянуться.
Третий день мы в Моздоке. Плаваем в водке. Снятый материал уже переправлен в Москву. Мы перелетели на вертолете в тыл, быстро справили свои дела на базе ФАПСИ. И… мухой в город! Надо найти гостиницу и чуть-чуть отдохнуть. Нашли. Что-то типа общаги для сезонных рабочих. Нынче сказали бы – «для гастарбайтеров». Туалет на всех один. Комната: три кровати и шкаф.
На военной базе эвакуация раненых, беженцы, все такое… Прифронтовые