– Лицемерие? Обман? Ложь? Предательство всего, что он прежде защищал, и всех, кто ему верил?! – воскликнула она. – Нет, нет, это грех непростительный, это невозможно простить. Я, во всяком случае, не прощу.
Она отвернулась и снова стала смотреть в окно. Вся ее фигура была пронизана напряжением и дышала жаждой протеста и отмщения.
В споре с этой женщиной не было смысла. Дальнейшие увещевания только утвердили бы ее в непримиримости. И Шарлотта начала понимать всю глубину ненависти, на которой была замешена ирландская проблема. Эта ненависть жила в крови людей, в самом их естестве, и она не шла ни на какие уступки, не желала никаких исключений. Это чувство было сильнее семейных уз и естественного желания сохранять тепло и прелесть глубочайших связей и дружеских отношений.
Но миссис Питт все еще помнила боль разочарования, которую испытала много лет назад, узнав, как несовершенен Доминик. Ведь тогда произошла такая же история. Он был мужем ее старшей сестры Сары, и Шарлотта обожала его до безрассудства. Утрата иллюзий казалась ей в то время невыносимой, но затем она стала судить о Доминике более реально, и между ними установилось нечто вроде дружбы, основанной на нежности и прощении обид, и эти новые отношения оказались гораздо более чистыми и крепкими.
– Если вы хотите погулять в одиночестве, то вряд ли встретите кого-нибудь, кроме садовника, если пойдете в луга, – произнесла вслух миссис Питт.
– Спасибо.
Кезия даже не кивнула ей в ответ. Она стояла, плотно запахнувшись в пеньюар, словно хотела защититься от происков врагов, готовых сорвать с нее одежды.
Шарлотта вышла и закрыла за собой дверь.
Леди провели утро в написании писем, беседах и замечаниях о разнообразных привлекательных или интересных объектах искусства в доме, или в ленивом рассматривании альбомов, лежащих на столах в гостиной и будуарах. Это были собрания рисунков, картин, гравюр, силуэтов, образчиков кружев и тому подобных предметов, вызывавших восхищение или хотя бы интерес. Все эти шедевры рукоделия дам, обладавших досугом, было принято демонстрировать гостям, что давало возможность сравнить свое мастерство с умением других, получить удовольствие от этого или позаимствовать идею. Сама Эмили таким мастерством похвастаться не могла. Она просто ненавидела рукоделие и старалась заполнить свое время более полезными делами, а все эти образцы кружев и прочего были подарены ей многочисленными гостьями. Теперь же она с радостью показывала их всем желающим.
Отсутствие Кезии доставляло меньше хлопот, чем если бы она тоже явилась в гостиную. Если бы это произошло, обстановка там стала бы невыносимой. Сегодня ссора вышла бы еще скандальней.
Джентльмены возобновили обмен мнениями под умелым руководством Эйнсли. Атмосфера казалось наэлектризованной, что было неудивительно, но все же О’Дэй и Падрэг Дойл чему-то натянуто посмеялись, направляясь через холл к библиотеке. А Джек, шагая за ними с Фергалом Мойнихэном, беседовали – и, по-видимому, вполне дружелюбно.
Питт