– В аэропорт? – спросил таксист. Вера кивнула, не убирая рук от горла – как будто собралась сама себя придушить.
…Первые полгода жизни Евгения обожала спать на руках у Веры Стениной. Мама Юлька была для неё столовой, а тётя Вера – спальней. Стениной нравилось держать на руках малышку – с тех пор как мышь исчезла, ей это нравилось особенно. Надо же было чем-то компенсировать отсутствие ресентимента – хоть и приятное, но всё равно неожиданное.
В день клубники и общего сна Гера начал звонить Вере с обеда, чем до невозможности напугал старшую Стенину. Он звонил, спрашивал Веру, вздыхал и отключался, как агностик, который пришёл в храм, но не обрёл ни чуда, ни благодати. К вечеру, когда мама была уже на полном пределе, Вера наконец явилась – в мятой футболке, испачканной на плече белым и кислым.
– Ты в гроб меня загнать хочешь!
Стенина поняла, что нужно дать маме шанс высказаться – как артистке, которую вот-вот снимут с роли, и она спешит запомниться публике.
Вера не слишком-то любила свою маму, и это было странно – прежде всего самой маме, мечтавшей о доверительных беседах с дочкой. Она часто представляла себе, как они валяются на диване в выходной день и Веруня поверяет ей все свои тайны. А мама выдаёт ценные советы, упакованные в понятные слова не хуже ценных бандеролей. Вера же предпочитала Юлю Калинину, которую мама в детские годы жалела, а в девические записала в шалавы. Непонятно, чему хорошему эта Юля могла научить Веруню, а вот мама – смогла бы. Она с самого дня рождения дочки только и делала, что убирала с её пути всевозможные грабли, и лыко из строк, и палки из колёс. Везде, где можно, стелила соломку, и где нельзя, кстати, тоже. Мама жила для неё, работала для неё – всё по Чернышевскому, всё для светлого и прекрасного будущего отдельно взятого человека. О себе не думала даже во вторую очередь. Донашивала надоевшие наряды за Верой, благо фигуру сохранила – и втайне гордилась этим, хотя и не всерьёз. Доедала то, что осталось на сковороде после Веруни. И додумывала дочкину жизнь – все эти лакуны, пустоты, белые пятна, которые Вера оставляла вместо ответов на вечные мамины «кто да почему». Мама не считала Веру плохой дочерью – та была для неё безусловно хороша и по-своему заботилась о матери. Но никогда, никогда не была с ней откровенной! Ни разу не доверила ей даже самой крошечной тайны. Старшая Стенина однажды попыталась выведать что-то у Копипасты, но шалава только засмеялась в ответ:
– Нина Андреевна, если бы Вера хотела с вами поделиться, она бы это сделала.
Говорить-то они все научились… Сама-то! Эти её непонятные замужества, и ребёнок неизвестно чей! И то, что Вера в итоге родила без мужа, –