И клубится белый пар:
Это нянечка – позёмка
Подметает тротуар.
И готовят льдинки остры
И стерильные снега
Хирургические сёстры –
Темень, вьюга да пурга.
А дежурный врач бессонный
В ординаторской грустит,
И халат его белёный
По-морозному хрустит.
Он над книжкою зевает,
И в мензурку наливает
Спирт казённый голубой,
И бормочет сам с собой:
«Вот покурим – и отбой…»
Зимний вечер
Поведи меня в консерваторию:
Там дают сегодня ораторию,
Знатоки уткнулись в партитуры, –
Много там искусства и культуры.
Поведи в джаз – клуб меня сегодня:
Шумно, дымно там, как в преисподней,
И струится в мареве бессонном
Чёрный ангел с лунным саксофоном.
Или поведи меня в пивную,
Чтоб потом тащить домой хмельную.
Улыбнись мне над гранёной кружкой –
Я в ответ солёной хрустну сушкой.
Дотемна, до детского невроза
Жду тебя, как Дедушку Мороза!
Но душа уже подозревает,
Что тебя на свете не бывает.
«Сейчас я тишины сторонник…»
Сейчас я тишины сторонник
И созерцатель снежных крыш.
Присел амур на подоконник,
Но я ему сказала: «Кыш!»
«Застужена, еле слышна…»
Застужена, еле слышна,
Душа сиротеть не хотела,
Но то, в чём держалась она,
Подпрыгнуло – и улетело.
Теперь ему только и дел,
Что лопать небесные груши
На шабаше ветреных тел,
Покинувших верные души.
И смотрит в пустое стекло,
И воет душа, как волчица:
– Куда её, с кем понесло?
А если беда приключится?
Опасны мосты над рекой,
Мужчины, машины, овраги…
Неужто чужою рукой
Придётся водить по бумаге?
«Уродилась я чернавка…»
Уродилась я чернавка –
Не отбелишь огурцом!
Говорят, моя прабабка
Согрешила с кузнецом.
Уродилась я малявка –
И откуда столько сил?
Говорят, кузнец прабабку
На одной руке носил.
То ли было, то ли байки,
Только есть ли что прочней
Болтовни, словесной спайки
Тех деньков и этих дней?
Языка двойные узы,
Жар в груди и сушь во рту
Неотвязны, как французы
На Кузнецком на мосту.
Там и я прохладной грушей
Пряный сбитень закушу
И с буфетчиком Петрушей
Напоследок согрешу.
Там курсируют амуры
И над Летою-рекой
Машет правнук белокурый
Мне породистой рукой.
«Есть