Так говорил Муса, и после, покачав головой, признал, что прав был Шафиров: коньяк и впрямь оказался солидным, и сделал беседу сначала гладкой, а потом – волнительной. И, возможно, – хочется надеяться – он окажется прав и в другом: минует печальное время и вернет всем вкус к жизни…
Застрахов же поднес к губам сигарету и протянул другую Мусе, но Шафиров остановил обоих: такой коньяк, сказал он, не терпит дешевого табака. Гурманы, улыбнулся он, в этом случае предпочли бы сигары, наверное, но думается, без привычки это было бы тяжеловато для первого раза, и потому подойдут отличные голландские сигариллы с ореховым ароматом. И хотя сам он давно бросил курить, в такой вечер приятно будет сделать исключение, тем более что Руфина Иосифовна вот-вот принесет кофе.
И когда закурили – с оглядкой на пляшущие меж пальцев огни, после первых прерывистых затяжек – Застрахов сказал, разгоняя дым рукой, что ему всегда не нравилось выражение «ирония судьбы», и фильм, который скоро начнут показывать все каналы подряд[57], он никогда не любил.
Зато, сказал он, всегда хотелось понять, что, собственно, имеется в виду под «стечением обстоятельств» – то есть откуда вытекают и куда стекаются потом эти обстоятельства, что оставляют после себя, и что случается с нами…
И, помолчав, проговорил, что не смеет завидовать, конечно, и не может судить просвещенных соседей, но вот, благодаря стечению обстоятельств, дочери их, в общем, прилично устроены, обе – замужем, и живут в странах, где не страшно рожать, а у Марии его как-то не сложилось…
И кого, спрашивается, может встретить она и что увидит, сидя в своей почтовой конуре, точно в трюмной каюте с тусклыми лампами? И чего ждать, когда внук растет без отца – тоже, кстати, перебежчика, если можно считать эмиграцией отъезд в Белоруссию?
Шафиров прикрыл рукой глаза, а Муса снова замотал головой, и оба стали говорить, перебивая друг