Я хочу видеть мастера, сотворившего этот витраж, – негромко пожелал святейший папа. Даже если бы он произнес это шепотом, то и в этом случае его услышали бы даже в противоположной стороне храма – такое стояло вокруг безмолвие.

      – Хорошо, ваше святейшество, – сказал епископ, – после обеда он предстанет перед вашими очами.

      – Вы меня не так поняли, преподобный, – все так же тихо продолжал папа, – я хочу видеть его немедленно.

      Епископ Эде де Сюлли, человек мужественный и властный, на этот раз затрепетал (святейший папа и за меньшие грехи строго взыскивал) и отвечал заметно дрогнувшим голосом:

      – Его сейчас немедленно разыщут, ваше святейшество.

      – Прекрасно, – согласился Иннокентий III, едва улыбнувшись. – Я буду дожидаться.

      Эде де Сюлли подошел к настоятелю храма и шепнул ему несколько слов. Разглядев на лице настоятеля усердие, смешанное с ужасом, удовлетворенно отвернулся, – отец Поль его не подведет и отыщет мастера даже в том случае, если тот будет прятаться под покровами одежд кровожадных химер.

      Через несколько минут в Нотр-Дам два монаха привели молодого художника, еще юношу. Он даже не успел смыть с рук синюю краску, а его шея и правая щека были испачканы в желтой охре.

      Папа с интересом посмотрел на худенького мастера – держался тот очень достойно, совсем без боязни, чего не скажешь о ближайшем папском окружении, – после чего спросил, показав на витражи:

      – Это твоя работа, юноша?

      – Да.

      – Как тебе удается создать такое?

      – Сначала я делаю рисунок, а уже потом подбираю цвета, – очень просто сообщил мастер.

      – Занятно.

      Папа чуть выставил вперед руку.

      – Целуй! – негромко подсказал стоявший рядом аббат, заметив замешательство паренька.

      Юноша, наклонившись, осторожно взял тонкую и худую руку папы, оставляя на пальцах следы от толченой лазури, припал к ней губами. Он даже не сознавал, какую честь ему оказал Иннокентий III. Сегодня утром в подобном почете он отказал самому королю Франции.

      Посмотрев на испачканную ладонь, Иннокентий III едва заметно улыбнулся.

      – У тебя божий дар, сын мой. Тебя ожидает великое будущее. Ты можешь нарисовать мне две картины?

      – Все, что скажете, ваше святейшество, – дрогнувшим голосом проговорил юноша.

      – Вот и отлично, сын мой. На первой картине я хочу видеть сцену из Страшного суда. Пусть все увидят, как черти варят в котлах грешников. – На минуту Иннокентий III задумался, и в храме необыкновенно остро обозначилась тишина, словно прихожане хотели прислушаться к мыслям папы. – Вторая картина пусть будет похожа на эту, – показал перстом папа римский на центральную часть витражей. – Мадонна с ребенком. Сколько времени тебе потребуется для этого?

      – Думаю, три месяца, ваше святейшество, – произнес юноша после недолгой паузы.

      – Скоро состоится Четвертый крестовый поход во спасение Гроба Господня. Твою картину мы понесем впереди воинства,