И всё-таки, Николай собирался к своим. По весне да по теплу и собирался. А ехать пришлось зимой, в самую стужу. Отец скончался скоропостижно, от обширного инфаркта миокарда, оставив Николаю на всю оставшуюся жизнь его вину в неисполнении данного обещания. И с отцом все тяготы легли на плечи Надежды. Это тоже мучило Кравцова. Ведь это сестра видела, как, пока мог, ходил отец к матери на могилку и носил ей цветы. Ведь это у неё каждый раз сердце кровью обливалось при входе в отцовский дом, где батя на всех стенках поразвесил фотографии матери. Он даже рядом с иконкой поставил её маленькую карточку, и молился на угол, и разговаривал через бога с ушедшей женой. Наконец, ведь это не сыну сообщил о предчувствии своей скорой кончины отец, а опять же Надюхе. Позвав её как-то зимним вечером, отец наказал дочери в чем его хоронить и с какого боку от матери положить, чтоб, как и при жизни, лежали они рядом в привычном порядке: он слева от неё, она справа от него. Всего этого Николай не видел, не чувствовал, не переживал. Он в это время был далеко от родных, занятый своими делами, которые считал великими и перспективными, и которые теперь, после смерти родителей, утратили и важность свою, и даже надобность.
И все три года, что прожил Кравцов в Москве после того, как осиротел, глодала его изнутри совесть и грызла тоска по невозможности уже ничего ни исправить, ни поменять. Словно одним махом вышибли у него из-под ног опору, и теперь он находился в состоянии свободного падения между небом и землёй, не находя в себе сил ни взлететь как надо, ни приземлиться куда хотелось бы.
Да и не знал Кравцов толком куда ему теперь хочется. Возвращение в деревню грозило еще большими угрызениями совести и углодами тоски. К тому же здесь, кроме сестры, не ощущал он никаких корней. Были тут, конечно же, и друзья детства: тот же Вовка Окунёк, Мишка Зуев, давно уже вставшие на ноги и работавшие при совхозном Правлении один электриком, другой – начальником механической колонны. Были знакомые с детства соседи, их дети, их внуки. Стояли родные и до боли знакомые здания школы, Правления, клуба, магазина. Неизменно текла речка Серебрянка, шумели леса вдали от деревни, где детьми собирали грибы-ягоды. Была, в целом и общем, вся эта его земля тем, что называют малой Родиной, и откуда черпает человек силы свои, а оставшись без которой, никак не может найти себя, и оттого мечется неугомонный в поисках своего места и всего смысла жизни.
Три года на доходило до Кравцова в чем его счастье. А теперь вот, приехав в деревню к родным да затянувшись на знакомом с детства крылечке сигаретным дымком, мгновенно понял Николай, что вот она, та самая услада, что может и сердце успокоить, и душу излечить. И весь