Если вдуматься, то наше положение – уникальный дар. Раз мы – последние из могикан, знающих, какой была жизнь до интернета, то мы и единственные, кто умеет говорить на обоих языках. Мы единственные переводчики с языка «до» на язык «после». Наши дети так же мало способны ценить жизнь в сети, как мы – изменения, вызванные печатным станком Гутенберга в XV веке (или, допустим, изобретением письменности). Некоторые новшества – это больше, чем просто конкретные приспособления, они меняют саму атмосферу бытия. Но разве кто-то замечает воздух?
Начиная работу над этой книгой, я беседовал с известным историком культуры Альберто Мангелем[12], который в свои шестьдесят пять лет сумел избежать напасти цифровой иммиграции. Больше всего мне хотелось знать, как этот человек, написавший «Историю чтения»[13], относится к расползающемуся господству компьютерных текстов. «Могу поделиться только личным впечатлением», – сказал он.
Мой опыт работы с компьютерными текстами можно считать более чем поверхностным, ибо этот текст для меня лишен физической реальности. Кроме того, электронный текст навязывает ритм и быстроту чтения, а это совсем не то, чего я от него жду.
Аналогичные проблемы Мангель испытывает, когда пишет при помощи электронных средств. За компьютером он постоянно «чувствует присутствие инструмента», который ему приходится использовать, в то время как ручка – это всего лишь нейтральное продолжение собственного тела и ума. Мало того, компьютерный текст всегда представляется чем-то вполне законченным – редактирование его остается невидимым. «Вы не видите историю текста, – говорит Мангель. – Это настоящая трагедия, что написанные в наши дни тексты существуют только в присутствии читателя. Они не имеют прошлого. У этих книг нет биографии». Но, как и многие его ровесники, Мангель охотно допускает, что это чисто ностальгические переживания и подобное беспокойство будет чуждо следующему поколению.
Конец этих переживаний отнюдь не означает утрату их ценности. Многие умные люди содрогались от новых средств коммуникации, и этот ужас, вероятно, покажется будущим поколениям чудачеством. Жан Кокто[14] считал, что радио – это «труба, из которой изливается глупость», разлагающая умы современников. В дневнике за 1951 год он писал: «Некоторые удивляются: как разум нации сопротивляется воздействию радио. Тут нечему удивляться, он не сопротивляется». Граучо Маркс