– Казак Кочуев, оно шевелится! Дайте я его дострелю, шоб не мучалось, потому как так падать всем пузом – оно же больно!
– И что, после контрольного выстрела в голову ему полегчает? – Молодой человек уверенно опустил ладонь на воронёный ствол автоматической винтовки. – Остынь, перед людьми неудобно…
– Я вас умоляю, перед какими людьми?! – даже не успела развить тему израильская военнослужащая, как люди с неба посыпались буквально друг за дружкой.
Иван и Рахиль с воплями носились взад– вперёд, отчаянно уворачиваясь от падающих тел. Разных – мужских и женских, толстых и тощих, разновозрастных, – но все одинаково голые, а главное, живые!
– Ваня, чего им всем от меня надо?! – надрывалась юная еврейка, чисто по-женски продолжая задавать самые глупые вопросы на ходу. – Шо, этот групповой стриптиз и есть наше божье испытание? По мне, так оно уже смахивает на наказание, нет?!
– Ничего не знаю, – раздражённо отфыркивался казак, вытаскивая сапог, застрявший меж двух рухнувших бедолаг. – Понимаю, что всё это грешники, что будут жариться на сковороде, но народец выглядит жутко довольным! Аж завидно, право слово…
Смех смехом, а ведь постепенно становилось жарковато, как в Аду. Чугун под ногами нагревался так, словно внизу кто-то уверенной хозяйской рукой прибавил газ. Грешные души, вяло толкаясь, развалились, где могли, и жарились от души. Ужасно звучит, но иначе не скажешь…
Слышалось шипение плоти, удовлетворённые стоны, лёгкий запах гари, интимные потрескивания волосков и удовлетворённое урчание грешников. Это был не маразм, не сумасшествие и не акт группового мазохизма – всё гораздо глубже и страшнее. Люди искренне считали, что, испытывая боль, они выполняют волю Всевышнего и, как только она станет воистину нестерпимой, им будет даровано прощение. А там и до Рая недалеко, рукой подать, ага…
Рахиль стояла в самой середине, балансируя на каблуках, с широко раскрытыми глазами, и тихо ругалась на иврите. Молиться в этом месте было некому, никто не услышит. Воздух наполнялся ароматом поджаренного мяса. О сладковатом привкусе человеческой плоти писали многие, так что не будем повторяться…
– Нешине гедахт, нешине гедахт, нешине гедахт!!!
– Хватит лаяться. – Крепкая казачья рука сгребла её за воротник и потащила куда-то вверх, прямо на кучу безвольно копошащихся тел. – Самому противно, вот-вот стошнит, но я ж не мазохист и тебе не советую. Надо думать, как отсюда выбраться, а то ещё накроют крышкой и начнут тушить на медленном огне…
Отважная госпожа Файнзильберминц сделала ещё более круглые глаза, резко позеленела, пытаясь зажать рот ладонями, и…
– Ну вот… а говорила, желудок крепкий. Тебя в самолёте не укачивает?
– Не-э-э… – кое-как успела выдохнуть бедняжка, пока её буквально выворачивало наизнанку.
– Ладно, ладно, это я так, для поддержания разговора. – Молодой