Своих вещей ему не было жаль, хотя несколько престижных призов и особо памятные афиши он бы забрал. А также ноты и диски. Впрочем, все это можно упаковать и выслать почтой.
Но Мирины вещи! Он не мог допустить, чтобы кто-то дотрагивался до белого эльфийского платья, в котором она вошла в его жизнь, и решил в следующие свободные дни все же съездить на Сардинию. Может, позже ему станет легче, и тошнота с головной болью не будут мучить при мысли о проклятом доме.
***
Такси ползло в пробке, и время тянулось бесконечно долго. Даниэль бездумно разглядывал проплывающие мимо здания из серебристого известняка, кружевные решетки на балконах, разноцветные маркизы над витринами магазинов, кафе и брассери35. Париж своей неповторимой аурой постепенно вплывал в его сознание цветочными клумбами, солнечными зайчиками в чистых витринах, толпами туристов с путеводителями, стайками молоденьких кукольно-хорошеньких, чуть кривоногих японок, пожилыми парижанами в беретах, неуловимо элегантными женщинами с неизменными шарфиками поверх пальто.
Внезапно екнуло сердце: ловко лавируя между пешеходами и собаками, по тротуару промчалась тоненькая девушка на зеленых роликах. Даниэль вздрогнул, хотел выбежать из автомобиля, но девушка резко остановилась, заинтересовавшись модной курткой в витрине бутика.
Даниэль судорожно выдохнул, нет, не Мирослава, обычная земная девушка с розовыми волосами и в брекетах.
Нельзя сказать, что Даниэль так уж любил Париж. Он переехал в столицу Франции подростком, много занимался и почти никуда не ходил, а вскоре начал гастролировать и редко бывал в этом городе. Он даже французский язык толком не выучил, времени катастрофически не хватало. Конечно, он мог объясниться, но парижане мгновенно опознавали в нем иностранца. Даниэль поселился в Париже из-за матери, не желая оставлять ее одну.
***
Скрипичный техник месье Жан-Мари Дерош проживал в Бирже36, в старом здании эпохи барона Османа37.
Поднявшись по узкой лестнице, Даниэль зашел в типичную французскую квартиру: белые стены, гипсовая лепнина на потолке, камин, паркет елочкой и много света. Мебель – антикварная, отреставрированная самим мастером: роскошные кресла, старый письменный стол. На комодах толпились старинные статуэтки и часы, на стенах развешаны фотографии известных скрипок и виолончелей, которые ремонтировал мэтр Дерош. Музыкальный, высокообразованный, интеллигентный, мэтр относился к инструментам, как к детям, и Даниэль ценил его.
Мэтр – язык не поворачивался назвать месье Дероша техником – привел Даниэля в большую мастерскую, сплошь уставленную скрипками, альтами и виолончелями. Несколько инструментов лежали на рабочем столе – раскрытые, с обнаженным деревянным нутром.
«Как будто человека оперируют», – поморщился Даниэль.
Мастер благоговейно вынул из кофра