Дома тоже было тошно сидеть. Мама постоянно носилась со мной, словно курица с наседкой. Я прекрасно понимала, почему она так себя вела. Понимала. Но меня душила эта опека. Знаю, что таким образом она пыталась восполнить пробелы. Она целыми днями пропадала в больнице – работала. И ей для меня, своей единственной дочери, у нее не всегда находилось время. Но я никогда не осуждала ее за это. Ведь она старалась, в первую очередь, для меня. Я же знала, что она любила меня и всегда заходила ко мне в комнату, когда возвращалась со смены. Целовала и шептала, как любит свою принцессу. Папа мой был вахтовик. Он уезжал на три месяца, а потом проводил месяц дома. Получается, я видела его еще реже, чем свою мамочку. Мы редко собирались всей семьей, но каждое мгновение, которое мы провели вместе, я ценила. В итоге, я была посвящена сама себе. А когда, год назад, произошло это чудовищное происшествие… Именно родители стали винить себя в этом. Не уследили. Не доглядели. Не защитили. А у меня даже мысли такой не было… Обвинять родителей в том, что ублюдок изнасиловал меня? Ни за что. В этом была моя вина и его. Вот и все. Только вот как это объяснишь это родителям? Я не знала, просто понятия не имела. Отец больше не ездил на вахту, сидел дома и ремонтировал мелкую технику. Он делал все, чтобы не выпускать меня из виду. А я, как назло, рвалась из-под их защиты. Понимала, как это глупо, но больше не могла сидеть в четырех стенах и жалеть себя. Первые месяцы после изнасилования я именно так и делала. Молча сходила с ума. Но пора прекращать. Пора жить. Но, видимо, мое намерение никогда не сбудется.
Я вышла на улицу, в очередной раз, когда родители опять начали давить на меня. Решила прогуляться в ближайший парк. Когда я подходила к воротам парка, мой телефон неожиданно зазвонил. Вздрогнула и замерла на пару секунд. Я отвыкла, что мне кто-то звонит. Ведь друзей у меня больше не было.
Трель прекратилась, но через мгновение мобильник опять стал разрываться. Тяжело вздохнув, я достала девайс из кармана. Звонил Минин. И явно он звонил не для того, чтобы поинтересоваться, как мои дела. Что-то случилось. Я это чувствовала. Беспокойство зашевелилось в груди, и я дрожащими пальцами приняла вызов. Мысленно молилась, чтобы было все хорошо. Молилась, чтобы больше мне не сообщали плохих новостей. Но разве судьба спрашивает у нас разрешения? Видимо, за эту неделю я исчерпала весь лимит спокойствия. Как только поднесла телефон к уху, как услышала