Я поднялась с табурета и прошла к лестнице. Я слышала шаги внизу, шелест которых был отчетлив и даже резок в тишине позднего вечера. Шаги эти были сначала смелыми, но затем вдруг сделались осторожными, а потом и вовсе стихли.
– Эй! – крикнула я, и мой голос мгновенно отлетел от стен и больно ударил по слуху. – Это частная собственность, а ну марш отсюда! – добавила я жестко.
За этими словами последовала торопливая поступь, скрип и отдаленный шелест. А затем все стихло. Я еще недолго прислушивалась, а затем вернулась в комнату с табуретом, подошла к широкому отверстию в стене и, прислонившись плечом к холодному бетону, скрестила на груди руки и окинула взором тускло освещенную улицу, голые кривые яблони и горизонт, дремавший на темном холме.
2
Меня нарекли в честь праматери Христа – Анной. Моя мать была религиозна, а отец был атеистом, однако с предложенным матерью именем он согласился, – с иврита мое имя переводится как «храбрость». Имя же сестре дал отец – Ириной звали его собственную мать. Однако данные нам имена, в значения которых родители вкладывали какой-то свой смысл, не сыграли никакой роли в наших судьбах – наша будущность была лишена и моей храбрости, и мирности моей сестры.
Итак, в шестнадцать лет я покинула дом. По окончании медицинского училища я стала работать фельдшером в составе бригады скорой помощи. К тому времени моя сестра уже вышла замуж и родила первого ребенка, а я, не допуская мысли вернуться к отцу, с самого момента зарождения мысли о поступлении в медицинское училище стала искать возможность счастливого устройства своей жизни вне стен отчего дома.
Ирина была старше меня на три года, и если она успела познать и запомнить хотя бы каплю материнского воспитания, то я не знала матери совсем. Все, что я знала о ней, все, что помнила, было большей частью плодом моего воображения – что-то рассказывал о ней отец, что-то Ирина, и все эти рассказы стали той былью, которой никогда не было. Образ матери был списан с фотографий, собран из обрывков фраз и сочинен моей фантазией. Нас воспитал отец, никогда не дававший наставлений, но предлагавший нам сухие рекомендации, не требовавшие отчетов. Мы росли и воспитывались, опираясь на то время, в котором мы жили, и те интересы, которые внедряло в наши разумы время.
Ирина вышла замуж сразу после школы. После семи лет скитания по казармам вместе с мужем они вернулись в родной город. У Ирины было двое детей. Пожалуй, это все, что я знала о том, как сложилась жизнь моей сестры.
Ирине был присущ характер, бывший во многом полярно противоположным моему.
Тихая, скромная, едва ли не скрупулезная, она неожиданно рано для всех выпорхнула из гнезда, а через полтора года родила сына. Ирине не была присуща ни моя бойкость, ни смелость; не была она склонна к импульсивным