– Соня, я чахну, – прошелестела Алиса. – Здесь творится нечто странное. По телефону объяснить не могу, пожалуйста, приезжай, приезжай.
И я поехала.
Алиса – психолог. Уж не знаю какой. Но, судя по отзывам специалистов, хороший. В любом случае, этого ее качества я оценить не могу, зато с полной ответственностью заверяю, что художник она отвратительный. На вернисаже ее я просто сгорала со стыда. Тем больше сгорала, чем сильней Алису хвалили. Первую картину я кое-как «зажевала», вторую даже «переварила», а вот третьей «подавилась». Громадное полотно: три на четыре. Литры краски, а в результате лежащая на спине корова, белая в черных яблоках, и над ней вместо неба – полосатый матрас, вместо солнца – зеленый арбуз. Если это талант, тогда что бездарность?
– Алиса, – с присущей мне прямотой сказала я, – тот, кто внушил тебе, что ты художник, – враг твой. Жила сорок лет без холста и красок и дальше без них живи. Мой тебе добрый совет.
Вместо спасибо Алиса обиделась. А все ее Герман. Он, и только он, портит Алису, всем капризам ее потакает. Мало ли что ей в голову взбредет? Сегодня – художница, завтра – дрессировщица. Так что же, тигров ей покупай? Другой бы муж покрутил у виска пальцем, да тем дело и закончилось бы, Герман же новую квартиру купил. На Васильевском острове, на набережной реки Смоленки. Роскошную квартиру в двух уровнях, с громадной мастерской под самой крышей, с гигантским окном. Твори, дорогая!
И дорогая творит. Видели бы, что она вытворяет – чистит кисти о холст, называя это вдохновением. Захламила мазней мастерскую! Зато теперь все вокруг говорят, что у Германа жена художница.
С этими мыслями я подкатила к дому Алисы, с ними же вошла в подъезд, нервно перекладывая объемистую сумку из одной руки в другую. Загрузилась в лифт. Едва Алиса открыла мне дверь, в нос ударил запах красок. Бросив на пол сумку, я помчалась распахивать окна.
– Ну-у, дорогая, – воскликнула я, когда во всей квартире распахнутым оказалось все, что возможно, – головная боль и сухость во рту – цветочки. Так и токсикоманкой недолго стать.
– Думаешь, дело в красках? В красках?
– А в чем же еще? Здесь же газовая камера! Как только Герман такое терпит?
– Герман в Мексике, в Мексике, – напомнила Алиса.
Сама там недавно была, страшенный роман поимела, но никакого Германа не заметила. Впрочем, Мексика большая, да дело и не в том.
Я наконец пригляделась к Алисе. Она действительно выглядела кое-как. Ее пастельно-бронзовый загар, с которым она не расстается круглый год, поблек, кожа посерела. Яркие синие глаза угасли, потеряли лазурность. Даже волосы, роскошные волосы цвета спелой пшеницы потускнели и стали похожи на солому.
– Ну? – спросила я, выразительно глядя в сторону лестницы, ведущей под крышу к мастерской. – До чего ты себя довела? Куда это годится?
Алиса метнулась к зеркалу. Я поспешила стать рядом, чего неделю назад сделать не посмела бы.
– Боже, до чего бледна! – ужаснулась Алиса, сравнивая меня с собой.
«А мои румяна