Басков с материнской нежностью следил за мною по ночам. Тетя, видимо, ревновала к обоим, не отдавая себе отчета в основной причине болезни.
Немного оправившись, я с Басковым поехал к доктору Пастернацкому, лучшему специалисту по внутренним болезням в те времена.
– Счастье ваше, – сказал он мне, – что вы не перегрузили своего сердца лекарствами. Эти капли оставьте лишь на крайний случай. Если у вас найдется какая-нибудь добрая тетя в глуши, в провинции, поезжайте к ней месяца на два, вы сразу почувствуете себя другим человеком.
Это было в разгаре лета. Добряк Мусселиус тотчас дал мне трехмесячный отпуск и двухнедельный – Баскову. Мы взяли денщика и через несколько дней очутились во Владикавказе.
На Кавказ
Матери грудь и родная скала, Вас позабыть невозможно!
До сих пор я не видел ничего, кроме Петербурга и родной деревни… За Минеральными Водами на закате мы заметили на горизонте далекую гряду: это были Кавказские горы… Въезжая в Черные горы, мы были уже в преддверии Кавказа. Ночью промелькнула станция Беслан, и мы врезались под своды Владикавказского вокзала. Воздух был насыщен ароматом акаций, своеобразным благоуханием жаркой кавказской ночи. Тысячи звезд сверкали и искрились на черном небе. На платформе толпились папахи и бурки… Мы очутились в ином мире.
Несколько дней в этом изумительно прекрасном городе промчались как сон. Величественная красота вершины Казбека и Столовой горы, грозные очертания скал и изумрудные шапки передовых цепей с одной стороны, безграничная степь с ее ароматными злаками и травами, прорезанная извилинами бурливого Терека с другой; русская городская жизнь, погруженная по колена в туземную жизнь, – эти незабываемые картины казались мне роскошным занавесом, за которым скрывался целый мир чудес… Но мы едва успели заглянуть туда, как уже настал час разлуки.
На дебаркадере мы с Басковым крепко обнялись и поцеловались… В этом неуклюжем, большом ребенке, в его добрых глазах, мне кажется, проглядывала материнская нежность к своему больному товарищу… Вместе с неразлучным Алексеем мы вернулись в хутор к старому грузину Кобадзе, которого единственное занятие заключалось в том, чтоб предлинной хворостиной гонять кружившихся вокруг него гусей.
Чтоб развлечься, утром мы двинулись пешком по Военно-грузинской дороге, рассчитывая подняться на Казбек. Божественные картины природы сменяли одна другую. Перед нами открывалась роскошная зеленая долина, усеянная вековыми грушами, которая тянется от лесистой горы Ил до мрачного, бурливого Терека. «Зачем идешь один? – спросил меня старый чеченец на коне и в косматой бурке. – Там, – он указал нагайкой на протянувшиеся гребни Красных гор (Аджи лом по-ингушски), – там живет абрак, бодет резить, башка долой снимать». Мы поблагодарили