– Нет, солнышко, если ты заболеешь, я тебе такое устрою, – прижимаю ее покрепче к себе.
Грожу, но не говорю вслух те кары, что придумала.
Детская комната находится внутри огромного шатра в одном из проходов. На полу здесь также лежит темно-коричневый ковер, небольшое меховое ложе, на котором раскиданы рукодельные куклы.
– Все в порядке, солнышко? – спрашиваю дочь, вытирая ее лицо, замызганное едва заметной грязью.
Дочка смешно вырывается.
– Ай, щекотно, мама, – отмахивается она.
Безмятежный ребенок не понимает, где мы и что с нами.
– Все холошо. Я немного поиграла, потом меня тетя поколмила, – перечисляет она, – потом я поспала. Я по тебе так скучала. Почему ты ко мне не плишла ланьше?
– И я по тебе соскучилась, маленькая, – отвечаю ей. – Где твоя одежда?
Злата все еще в том белом платье, а мне хочется прибить этого повелителя, который ребенка держит на холоде. Хотя внутри шатра тепло настолько, насколько у нас в период включения отопления не бывает. Но все равно. Это же ребенок. Ребенок должен быть одет по погоде. Я никогда не привыкну, что для нее это нормально. Просто у меня как у любой матери включается древний инстинкт «надень шапочку, а то уши заморозишь». Да и тяжело признать, что дочери холод нипочем. Ладно, я посижу с ней совсем немного и вернусь в шатер. Я не хочу, чтоб ведьмам и охране досталось из-за моего самоуправства.
– Там, – Злата машет рукой в сторону сундука.
Открываю сундук – там лежат Златины вещи, которые были на ней, когда мы попали сюда. Я перебираю их и нахожу огромное яйцо, сияющее лазурным светом.
– Злата, а это что такое?
– Это я нашла, когда мы были в снежной пустыне, – отвечает дочка. – Оно такое класивое, и дядя лазлешил его оставить.
– Дядя? – шепчу я.
Злата на секунду округляет глаза, а затем безмятежность вновь появляется на ее лице.
– Ну, этот дядя, который нас спас, – довольно отвечает дочка. – Сказал, что это маленький длакон, и мы можем его выластить. Он к тебе еще приходил.
Все, после возвращения домой – опять к логопеду. Теряем буквы только так.
– Браргот? – спрашиваю я.
– Да, он холоший, – улыбается дочка. – Он мне дал комнатку и лазлешил тут иглать, пока ты спала. Он от тебя вообще не отходил, пока ты спала.
Вот так моя дочка сдала дядю. Интересно, почему он от меня не отходил? Так и представила, как мужчина склоняется надо мной спящей, а его волосы щекочут кожу, но я ничего не чувствую. В бессознательности я ощущала касания и едва заметный жар на своем теле. Мое сердце едва сжалось в груди от этого признания.
Я подхожу к Злате с одеждой, показывая ей, что надо одеться.
– Мам, не надо, мне будет жарко, – просит дочка. – Давай поиграем.
Злата тянет меня за руку к куклам. Она сует мне соломенную куклу со светлыми волосами, а сама берет другую, похожую на дракона.
– Злата, нам нужно попасть домой, – говорю ей.
Дочка