Казалось, что Хабьяримана добился немалого внешнеполитического успеха. В результате своих политических манипуляций он сумел расколоть умеренную оппозицию, обеспечить президентскому лагерю блокирующее меньшинство в ПНС и политически изолировать РПФ. Перспектива импичмента уже больше не грозила президенту, и учреждение переходных институтов уже не означало для него утрату реальной власти. С другой стороны, президент подвергался постоянному внешнему давлению. 14 января 1994 г. Бутрос-Гали в телефонном разговоре с ним предупредил, что «если не будет достигнуто прогресса», ООН уйдет из Руанды[213]. 1 марта Генеральный секретарь повторил свою угрозу во время встречи с министром транспорта Андре Нтагерурой, видным деятелем НРДДР[214]. В том же духе от имени ЕС высказался и посол Германии: «Поддержка Европейского Союза будет отныне зависеть от реализации Соглашений»[215].
В этой ситуации президент решил уступить, тем более что он уже не считал такую уступку слишком серьезной. 3 апреля он встретился в своей частной резиденции в Гисеньи с Бо-Бо, который призвал его «проявить политическую волю» для создания переходных институтов. В ответ Хабьяримана пообещал провести церемонию присяги ППШО и ПНС 8 апреля 1994 г. после возвращения с саммита центральноафриканских лидеров в Дар-эс-Саламе и попросил Бо-Бо передать эту информацию Бутросу-Гали[216].
Намерения президента вызвали раздражение экстремистских кругов, и так недовольных его «податливостью» к внешнему давлению и предшествующими дипломатическими маневрами, в том числе визитом 9 марта 1994 г. в Уганду; его встречу с Мусевени Нгирумпаце назвал «тяжелой политической ошибкой»[217]. Отношение этих кругов к готовности президента открыть путь к реализации Арушского соглашения оказалось еще более враждебным. Присутствовавший на встрече с Бо-Бо 3 апреля Нзирорера резко сказал Хабьяримане: «Не стоит нами помыкать, господин президент»[218]. Позиция военного командования оставалась непримиримой.