Пришлось подниматься, потому что Ористида уже наладилась стаскивать ее с лавки за волосы. Увернулась Йоля, конечно, легко, но все же встала. Почесываясь, побрела за теткой, та показала, где умыться ледяной водой, потом потащила во двор. Мажуга уже поджидал возле сендера, рядом топтались несколько работников. Хозяин фермы протянул Йоле ремень. Ремень был отличный, с тонкой медной пряжкой, с подвешенными на петлях кожаными кармашками и сумочками. Йоля подпоясалась, одернула складки.
– Хорошая штука, дядька, к такому бы кобуру привесить да ножны. Давай, что ли, оружию. Ты обещал.
Мажуга, не отвечая, обошел девчонку кругом, оглядел, нахмурился. Велел ждать и направился в дом. Вернулся со свертком. К полному Йолиному разочарованию, ни ножа, ни пистолета он не принес, протянул темный плащ:
– Накинь, да и капюшон подыми.
– Та чё я, призренец, что ли?
– Правило: со мной не спорить, делать, что говорю. Надевай плащ, накидывай капюшон.
– Да на кой? Жарко ж будет.
– Мы с карателями едем, мужики молодые, мысли у них на уме глупые. Неча их смущать.
Ористида тоже поддакнула:
– Спрячь фигуру-то… Ишь, ремнем перетянулась, талия как иголка.
Талия какая-то, вот еще придумала тетка. Но пришлось укутаться. Йоля скорчила недовольную гримасу, однако подчинилась.
Стали собираться в путь, Мажуга напоследок отдал распоряжения: караулы нести по графику, Ористиду слушать как его самого, покуда не вернется, правила соблюдать неукоснительно. Йоля все пропустила мимо ушей – подумаешь, дела. Скукота. Когда уже садились в сендер, из дома выбежала Луша. Спешила, торопилась – Йоля впервые видела, чтобы эта пришибленная так бежала, аж щеки красным налились. К ее удивлению, Луша спешила именно к ней, а не к Мажуге. Подскочила, протянула сверток:
– Возьми, Йоля, а то у тебя ж нету!
Йоля развернула – оказалось, платок, вышитый красными узорами. Вещица, конечно, приятственная, да к чему?
– Возьми. – Луша уже успокоилась, хотя и дышала после бега неровно. – У тебя ничегошеньки нету для суженого. А ну как повстречаешь?
Йоля бы и хотела посмеяться над Лушей, но эта придурочная глядела так жалостно, чуть не со слезой, и протягивала платок. Ну ладно, подарок какой-никакой.
– Ладно уж… пусть будет суженный.
Наконец проводы закончились. Мажуга завел сендер, работники стали отворять ворота. Харьковчане сворачивали лагерь. На ночевку они расположились, выставив свои самоходы и мотоциклетки кругом, в центре поместили башню на гусеничной платформе и перекинули с нее кабели на пулеметные бронеходы. Ветряк на башне сейчас застопорили, и двое карателей возились с ним, стаскивая лопасти с вертушки. И кабели тоже сматывали. Одну мотоциклетку, прикрытую похожим на перевернутое ведро кожухом, уже заводили, а из-под днища башни доносились равномерные тяжелые удары, отдающиеся металлическим лязгом.
Ржавый подкатил к харьковским машинам, затормозил и напомнил Йоле:
– Капюшона не снимай. Нечего рожей торговать.
Йоля