По мнению Джекобс, динамичный город интегрируется с прилегающими территориями и превращается в настоящую агломерацию, «город-регион». По мере того как созданные в городе технологии и инновации революционизируют близлежащий сельскохозяйственный район, жители этого района переезжают ближе к городу и ищут работу на производстве. Город производит больше продукции, появляется больше средств для развития инфраструктуры и городской среды, а также для распространения новых технологий и инноваций в его окрестностях.
Сравнительное преимущество, как его понимал Рикардо, сегодня все еще имеет значение, но национальные границы больше не определяют экономики. Напротив, появился мегарегион как новая естественная экономическая единица. В отличие от национального государства и его провинций это не артефакт искусственных политических границ – это результат взаимопритяжения центров инноваций, производства и потребления. Сегодня мегарегионы, представляющие собой агломерации соседних городов вместе с пригородами, простираются далеко за пределы отдельных городов и районов.
В 1957 году экономический географ Жан Готтманн впервые употребил термин «мегалополис» для описания формирующегося экономического узла между Бостоном и Вашингтоном[3]. Этот греческий по происхождению термин (дословно «очень большой город») впоследствии применялся к ряду других регионов, включая длинный калифорнийский коридор между Сан-Франциско и Сан-Диего, обширный мегаполис на Среднем Западе США (Чикаго – Детройт – Кливленд – Питтсбург) и бурно развивающийся регион Японии Токио – Осака.
В 1993 году влиятельный японский эксперт по стратегическому менеджменту Кэнъити Омаэ написал для Foreign Affairs статью, в которой утверждал, что естественные экономические зоны («регионы-государства») отбирают у национальных государств функцию организующих экономических единиц мира, которому он дал знаменитое определение «мир без границ»: «Границы регионов-государств могут совпадать или не совпадать с границами наций-государств. Это не важно. Это не имеющий значения результат исторической случайности. Их определяет не положение политических границ, а тот факт, что они обладают подходящими размерами и масштабом, чтобы стать подлинными, естественными единицами бизнеса в современной глобальной экономике. Именно их границы и связи между ними имеют значение в мире без границ»[4].
Но не все крупные города успешно функционируют в качестве мегарегионов. Калькутта и Дели огромны, но бедны. Омаэ пишет, что они «не обращаются – или не могут обратиться – к глобальной экономике за решениями своих проблем или за ресурсами, которые заставили бы эти решения работать».
Здесь Омаэ говорит важную вещь. Экономический рост не сводится к росту населения. Такие мегагорода существенно отличаются от настоящих мегарегионов, в которых помимо многочисленного населения