Бабушка понимала папу как никто другой, потому что сама рано родила. Только ей было кому помочь с ребенком, и потому она с чистой совестью могла с головой погружаться в учебу и проходить интернатуру без перманентной мысли в голове, что делать дальше. Поэтому бабушка чуть ли не заставила папу обратить внимание на себя и хоть раз нормально выспаться и поесть. Из-за того, что папа был на первом курсе медицинского института, она довольно быстро помогла догнать ему программу, отправив его со спокойной душой на экзамены. После долгих уговоров она наконец добилась, чтобы папа уволился с работы и мог спокойно заниматься не только универом, но и своими инвестиционными задумками. Но мне кажется, она ещё испытывала вину перед папой за свою дочь, которая так «любезно» меня ему скинула.
Спустя какое-то время бабушка купила просторную двухкомнатную квартиру недалеко от папиного вуза, кажется, сама совсем забыв о личной жизни и работе. Как она сказала папе, она взяла долгосрочный отпуск, возвращаясь в Иву только в крайних случаях, когда без нее операция не могла состояться. Но, несмотря на «отпуск», она продолжала издавать научные статьи и почти всегда участвовала в симпозиумах по видеосвязи.
Мое любимое воспоминание из детства – как каждый вечер папа доставал меня из ванны, закутывал в огромное махровое полотенце и относил в комнату, где, переодев меня в пижаму, сажал на колени и мы вместе читали книжки. Особенно это было волшебно, когда за окном была метель, а мы сидели, прижавшись друг к другу, и под светом торшера погружались в сказочные миры. Или вот ещё: каждые выходные мы ходили гулять в парк, папа всегда покупал мне сладкую вату, и они с бабушкой могли часами напролет с самым внимательным видом слушать мой детский лепет. Самым строгим наказанием, которое предназначалось за мое баловство, было то, что мы целый день разговаривали на рупрехтском языке или я читал несколько глав книжки на нем вслух. Не знаю, как папа,