Высшее общество в моей семье не любит никто. Кроме меня, разумеется.
Я, хоть совершенно не хотела ехать, всё же с самого утра пребывала в нетерпении. А вдруг и встретится мне тот, кто вытеснит из сердца совершенно неподходящего мне мужчину? Может быть, кто-то из Ваенгов меня покорит, или еще какой сильный маг. Потому что, хоть мама и говорит, что любовь превыше всего, но не отдадут меня в род, меньший по знатности.
За два часа до назначенного времени я уже от волнения искусала губы и разорвала кружевные перчатки. Не избежать мне встречи с любимым, так чего печалиться? Судьба нас сводит снова и снова. Да, он женат, но всем известно, что брак был по расчету, и между супругами нет ни особой любви, ни даже уважения. Поговаривают даже, что и спальню жены своей после рождения второго сына он не посещает, но тут даже я, готовая простить ему всё, не верю. Не совсем уж я наивная. Оборотни без физической близости не могут.
Наконец подают карету. Натянув новую пару перчаток, накинув на плечи шубку, я быстро процокала каблучками по мостовой и нырнула в теплый полумрак. Ехать было всего ничего – два квартала; я бы с огромной радостью прошла этот путь пешком, но так не принято. А мы ж Оберлинги, да еще в родстве с Браенгами – не нам нарушать традиции.
Мой отец один из самых красивых мужчин старшего поколения. У него худое хищное лицо, орлиный профиль, ярко-голубые глаза и стройная фигура. Модный нынче калот глубокого синего цвета сидит на нем лучше, чем на большинстве молодых людей. И даже совершенно седые волосы его не портили. С лукавой усмешкой я предсказала отцу, что на балу он будет популярен, и попросила оставить для меня пару танцев. Отец клятвенно пообещал уделить самой завидной невесте Галлии внимание, достойное столь прекрасного цветка. Мама с ласковой улыбкой слушала нашу веселую болтовню, мечтательно глядя в окно. К королевскому дворцу подъехали совершенно счастливые, в прекрасном настроении.
Вцепившись в локоть отца, чтобы не затеряться в толпе раньше времени, я нетерпеливо приплясывала, отбивая ритм музыки носком сапожка. Ноги сами собой стремятся пуститься в пляс, а в груди жарким огнем распускается нетерпение.
Столь великолепное настроение раньше означало, что я на радостях могу что-то спалить, но, к счастью, подобные конфузы остались в прошлом. Я давно уже научилась держать свой огонь внутри себя. Отец учил. Он, хоть и выгоревший, а всё же некогда маг, да и характером я пошла в него. Он тоже бушевал и в юности, и сейчас. Оттого, по его словам, и сгорел – не смог удержаться на краю, надорвался. Иногда, в минуты ярости, он даже благодарил богиню за подобную потерю: во всяком случае теперь он не смог бы причинить никому вред. Уроки отца оказались мне очень полезны, я научилась сдерживаться и пригашать свой пыл.