– Анатолич, хорошо бы послать гонца за бальзамом, полернуть вчерашние не прагматичные вливание, нанёсшие существенный ущерб нашему мыслительному и внутреннему здравию.
– Да уж, незнание меры, приблизило нас к Богу, в том смысле, что душа дрожит, на ладан дышит. – Согласился со своим подчинённым Звягинцев.
– Однако, сам помирай, а друга выручай. Серафима, не догадываетесь, о чём это я? – Как-то через губу, спросил молодой опер, по его расслабленному лицу, было видно что ему сейчас не до интеллекта.
– Чего же тут не понять, отсутствие интеллекта на вашем лике, свидетельствует о том, что вы вчера не в меру лудили глотку, горячительными напитками. И сегодня свои старые дрожжи, предлагаете окропить, простите, пивасиком.
– Да как вы такое могли подумать, товарищ лейтенант. Я всё таки начальник отдела и не потерплю разгильдяйства на службе. Бывает иногда стресс снимаем, но то специфика производства. Предупреждаю вас товарищ лейтенант, пивасик только в личное время.
– Я не пью, товарищ майор. – Возмущённо произнесла Серафима.
– Прекрасный выбор. – Невозмутимо сообщил Звягинцев, подбираясь к нужной ему теме: – Соколов говоря о бальзаме, кстати меня вы знаете, а это старший лейтенант Соколов, Илья Сергеевич. Так вот, Илья Сергеевич говорил о минеральной водице.
– О водичке? – Удивлённо спросил Илья.
– О водичке. – Звягинцев разговаривал так, будто с маленькими: – Вы какую любите Илья Сергеевич, с газиками?
– С газиками. – Подключился к игре начальника, Соколов: – Газики они такие забавные, особенно если у вас в животике.
– Серафима Александровна, не в службу, а в дружбу, не сходите ли в ларёк, всего-то нужно, пачку сигарет и литр минералки.
– У меня только сто рублей. – Растерянно ответила Сима.
– Этого хватит. – Ухмыльнулся Соколов.
– Вот вам денюшки… – Доставая из потёртого портмоне деньги, Зрягинцев отдал их девушке, и видя что она колеблется, добавил: – Простите нас.
– За что? Мне действительно всегда хотелось помочь, больным и убогим.
– За то, что я тебе буду тыкать и курить в твоём присутствии. А ещё я не терплю от подчинённых фамильярностей.
– И меня простите! – Подключился к фарсу Соколов: – За то что мы будем перед вами сквернословить!
– Прости меня, за то что я обязательно на тебя наору и ты будешь переживая, по ночам окроплять слезой подушку! – Звягинцев бухнулся на колени и обнял ноги Серафимы.
– А меня Анатольевич вообще называет жлобом! – Не зная что про себя отрицательного сказать, заявил Соколов, пытаясь пристроить свою голову на груди у девушки.
– Эээ. Ну хватит уже. – В замешательстве произнесла Серафима, высвобождаясь от мужских рук: – Я пойду, за нарзаном.
Как только за девушкой закрылась дверь, Звягинцев произнёс:
– Наконец-то