– Так бы и сразу, а то сначала, как мужик, пожал мне руку, а потом начал заднюю включать и ломаться, как целка: «тут тебе не компьютерная игра», «всех убью, один останусь».
Нарочно изменив голос, он стал меня передразнивать. На что я возмущено ответил:
– Ты говори, да не заговаривайся! Про «всех убью» я точно не говорил.
Выслушав мою возмущению тираду, он лишь с улыбкой махнул рукой, повернувшись к Виктору, спросил:
– А ты, приверженец коммунистических идей, что скажешь?
Витя поправил очки и, смотря на него, недоуменно проговорил:
– А что я должен сказать? В ваших дурацких спорах не участвую.
– Правильно, до них еще дорасти нужно. Только я твою умную и самую малость лысоватую голову спрашивал о другом. Ты не будешь устраивать «Большой террор» и массовые расстрелы? А то вдруг вообразишь, что ты и твои очки, и вера в светлое будущее вполне годны на роль судебных «троек», тут же вынесешь всем приговор и приведешь в действие, а мне нужен хотя бы один живой для допроса.
Витя от возмущения немного покраснел, а его очки начали потеть. Сняв их с лица, он принялся яростно протирать их специальной тряпочкой. Покончив с этой процедурой, водрузил обратно на лицо и посмотрел на Кузьмича, возмущенно напирая:
– Как меня достали такие, как ты! Вам уже три раза успели переписать историю и учебники, а вы с радостью глотаете этот понос! При этом ещё строите из себя чуть ли не великих историков, знающих, как всё было на самом деле!
Кузьмич немного растерялся от такой реакции и перестал улыбаться, подойдя к Вите вплотную, он, сделав виноватое лицо и примирительный тон, произнес:
– Ты что, обиделся? Я же шучу! И вообще, Сталин был мужик, и Ленин тоже, а ты, с лысиной, на него похож, только тебе надо пятно выбрить побольше. Я за мир во всём мире и за коммунизм. Даже иногда мечтаю, что зомби повяжут себе пионерские галстуки, начнут ходить стройными рядами и работать на блага общества.
– Кузьмич, ты вроде пытаешься извиниться, а несёшь такую ересь, что эффект получается прямо противоположный.
– Обещай мне при возможности не убивать всех шизанутых охотников, и я отстану от тебя.
– С этого и надо было начинать. Ради такого дела, я обещаю по возможности ранить, но не убивать.
– Молодец, я тебя почти люблю, можно чмокну в лысину?
Витя достал из кармана перцовый баллончик и направил его на Кузьмича. Тот быстро сделал пару шагов назад, подняв обе руки вверх, произнёс:
– Да всё, молчу, молчу! Пошутить уже нельзя, все такие серьёзные.
Витя принялся дальше изучать документы. Оставив его там, возвращаемся в зал. Берсерк молча, как тень, ходит за нами, Кузьмич идет, радостно насвистывая незнакомую мне мелодию. Подойдя к поваленному стулу, ставит его на ножки и садится за стол, достаёт из-за пазухи фляжку. Увидев, что я смотрю на него, предложил мне отхлебнуть. Получив отказ, молча пожал плечами, открыв крышку и