Взять власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них.
Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.
Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе и обязан в критические моменты революции направить своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их…
Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!
Промедление в наступлении смерти подобно!»
А знаете, что следует из этого письма? То, что у штаба восстания были одни цели, а у Ленина – какие-то другие, в которые он не считал нужным посвящать даже товарищей по партии (по крайней мере, всех товарищей). Какие? О, это мы скоро увидим!
Несколько раз Ленин обращался к ЦК с требованием разрешить ему прийти в Смольный – и каждый раз получал отказ. Днем, по воспоминаниям той же квартирной хозяйки, он, рассвирепев, смял записку и швырнул ее на пол:
«Я их не понимаю. Чего они боятся? Ведь только позавчера Подвойский докладывал, что такая-то военная часть целиком большевистская, что другая тоже… А сейчас вдруг ничего не стало. Спросите, есть ли у них сто верных солдат или сто красногвардейцев с винтовками, мне больше ничего не надо!»[11].
Что было дальше? Официальная версия советской истории такова: к вечеру ЦК все же разрешил Ильичу появиться в Смольном. Для конспирации Ленин послал хозяйку квартиры с письмом к Крупской, а сам, оставив ей записку: «Ушел туда, куда вы не хотели, чтоб я уходил», в сопровождении одного лишь связного, финского большевика Эйно Рахья, отправился в Смольный. Они доехали на трамвае до Финляндского вокзала, затем шли пешком, на Шпалерной едва не попавшись патрулю, и с трудом проникли в Смольный, так как не имели пропусков.
Все очень мило – но если ЦК согласился на приезд Ленина в Смольный, почему допустил, чтобы он ушел туда всего с одним сопровождающим? Что, нельзя было прислать грузовик с солдатами? А уж история с пропуском совсем не вписывается. Допустим, его не было у Ленина, однако он всяко должен был быть у связного – иначе с кем Рахья связывал Ильича? Нет уж, больше похоже на то, что Ленину просто надоело ждать, он послал хозяйку с письмом[12], чтобы та ему не препятствовала, а Эйно Рахья – никакой не связной, а телохранитель, – вынужден был его сопровождать (не запирать же Ленина в чулане, в самом-то деле?)
Как бы то ни было, в Смольный он прорвался – и тут-то все и началось!
Но есть еще один, куда более интересный вопрос: почему Ленин так торопил с восстанием? Опасался правительства? Полно, оно давно уже не имело ни силы, ни власти, а уж коль скоро фронтовые части добрались бы до Питера, арест «временных» их бы не остановил. В чем же дело?
Впрочем, ответ содержится в письме.
«Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.
Было