Так или иначе, только Пушкин продолжал светить Радеку и на окраине города. Светил себе и светил и не мерк нисколько.
Шли годы, являлись новые поэты, но Пушкин всё светил, и никто из вновь появившихся на ниве русской словесности стихотворцев не мог «брызнуть» поярче. Это делало Радека раздражительным, он негодовал на своих коллег, досадуя слабенькой крылатости их тяжеловесных муз.
Радека, наверное, бесило всё, что для обычного человека казалось привычным делом: школьницы, пробегающие мимо с тетрадками, на которых был изображён вдохновенный профиль поэта, прогноз погоды, в котором нет-нет да и прозвучит что-нибудь пушкинское, вроде «уж небо осенью дышало», и даже традиционное, разговорное, типа: «А мусор кто вывозить будет, Пушкин?» – всё это приводило его в бешенство.
Так Радек и жил, пребывая в постоянном раздражении от существования великого предшественника, покуда на его этаже не появился новый сосед, как две капли воды похожий на Пушкина Александра Сергеевича.
Радек было совсем занемог и задумал вновь обменять жилплощадь. Безусловно, он и осуществил бы своё намерение, если бы сам жизнерадостный сосед неожиданно не вмешался в его планы. Однажды он весело и легко подбежал к нахмурившемуся Радеку и предложил ему познакомиться.
Сосед просто лучился своей широкой и светлой улыбкой, а в лукавых и умных глазах блуждал игривый живой огонёк. Он шагнул навстречу Радеку и протянул ему свою открытую ладонь.
– Михаил, – представился сосед.
– Михаил Юрьевич, – если угодно.
У Радека отлегло на душе.
– Может быть ваша фамилия ещё и Лермонтов?
– Лермонтов, Лермонтов! – согласно закивал сосед, тряся своей пышной шевелюрой, вероятно, доставшейся ему от далёких африканских предков.
У Радека на душе был праздник. Он достал ключи и открыл дверь своей квартиры. В комнате по-прежнему светило солнце, только как-то иначе, уже не столь вызывающе ярко.
Он сел за стол, взял листок бумаги и крупно написал:
«Выхожу один я на дорогу…»
И уже собирался писать дальше, но вовремя вспомнил, что это он уже где-то слышал.
Впрочем, это было и не важно.
Он ясно видел себя стоящим на пустынной дороге, пребывающим в гордом и неприступном одиночестве, и Пушкина поблизости нигде не было…
Диминуэндо
Какая хрупкая и звенящая сушь стояла на всей земле! Знойные травы были чреваты музыкой залётных ветров, а глянцевые листья, наполненные солнцем, таили в себе хрустальные звоны случайных соприкосновений.
У Марина был великолепный голос, но, отдадим должное всем остальным, не только у него одного. Возможно, так казалось