А разве можно быть спокойным, когда наблюдаешь, как женщина, которую ты пять лет называл своей, которой ты жил и дышал, тянется к уху своего кавалера, чтобы что-то ему интимно шепнуть?
Черт, разорвал бы его на части. Голыми руками, ну, может, еще бы зубами себе помогал. Крови унылого хмыреныша хочется с каждой секундой все сильнее.
В крови шумит тот виски, который я выпил совершенно зря, он точно лишний в моем организме.
Унылый поднимается из-за столика – кажется, моя ненависть не дает ему спокойно сидеть.
И ведь стремный же тип, абсолютно скучный, даже издалека и в профиль видно.
И вот этим она заменила меня!
Унылый куда-то уходит, а ноги и виски в моей крови уже несут меня к освободившемуся столику.
Разум орет благим матом, требует развернуться и пойти к черту, но ноги упорнее и решительнее.
И я вроде и сам понимаю, что озабоченный идиот, что вообще с этой зацикленностью надо к психиатру, а я не имею права лезть в жизнь Полины, и не мое дело, с кем она пришла на эту вечеринку, но…
– Что за мешок ты надела, Полли? Ты секс только во сне видишь?
Надо было комплимент сделать, а я…
Кретин же? Ну, да. Редкостный. Мне тут же хочется самому себе за этот выверт врезать.
А Полина смотрит на меня, щурит свои до одури красивые глаза, а я обмираю, по-прежнему, черт меня раздери, как тот юный идиот в универе, который не знал как к ней подойти.
И платье на Полине, кстати, действительно совершенно дурацкое. Какой-то мешковатый покрой, блеклая ткань цвета “серебристый металлик”, несуразный вырез… При том, насколько моя дорогая бывшая жена красивая по жизни, вот это – ерунда какая-то, которая добавляет ей лет десять.
Вернемся к вопросу: кто позволил ей выйти из дома в этом мешке?
– Варламов, шел бы лесом со своими претензиями, – сдержанно кривит губы Полина. – Не твое это дело.
– Ну, да, не мое. Только ты же мне аппетит портишь своей унылой тряпкой. И это я сейчас говорю даже не про платье, а про то несуразное создание, которое ты, кажется, держишь за мужчину.
Это, возможно, говорю не я, в основном эту речь толкают виски и дикая ревность, причудливо смешавшиеся и бурлящие в моей крови.
И да, я все понимаю, но от того, что она сюда пришла с этим своим… Унылым. Мне реально тошно.
Полли не могла не ответить. Та Полли, которую знал я, языкастая и задиристая, не стерпела бы подобного наезда. И она не терпит.
Нет, она не повышает тона, не срывается на крик. Только досадливо щурит свои ореховые глаза и тон у неё презрительный.
– Димочка, иди разыщи свою тощую лярву и капризничай по поводу её платья. Она же его с проститутки сняла, есть повод заняться воспитанием.
Между нами нет воздуха, один только ледяной жестокий космос.
Между нами никогда не будет мира, одна только война, потому что мне до сих пор чудовищно сложно смириться с тем, что я её потерял. И да, я знаю, что все правильно, все так и должно быть, но я никак не могу отсохнуть в её сторону.
– Кстати, что, Димочка, у тебя нынче