Очередной пример на экране – неудачный боевик; сцены стрельбы, недостоверные и невероятные.
– Как мы видим на этих примерах, большинство представляет себе технические характеристики огнестрельного оружия лишь по образу на экране, не стремясь глубже вникнуть в достоверность происходящего. Есть выбивающиеся из общего ряда, выгодно отличающиеся от доступных широким массам продукты, но даже они не полностью учитывают все особенности новейших разработок. Понимание физики и механики процесса – это то, к чему надо стремиться.
Мы послушно стремимся и выгодно отличаемся, и так до самого вечера, когда уставшие от постоянного процесса мышления мозги отпускают на вольные пастбища – то бишь погулять в город.
Где-то там, в городе, меня ждут обещанные Филиппом черно-белые кеды, и, судя по насмешливому блеску в его глазах, он об этом не забыл. Он остается поговорить с Вайлахером, а я ухожу, предварительно условившись о месте встречи, чтобы вволю побродить по ночному городу.
Берлин.
Потрясающий, величественный, в свое время надоевший до зубовного скрежета, суровый Берлин.
Этот город великодушно отпустил меня в свое время, как отпускают прочь широким жестом неверную любовницу, которая так и не смогла оценить всей его надежности и величия.
Еще одно место, где я почти дома: понятные указатели, прямые улицы, выпечка с сыром, хороший кофе… Почти. В этом почти – целая Вселенная, полная черной беззвездной пустоты. Вселенная возведенного в абсолют Порядка, в котором я задыхаюсь, которой я чужая.
Мне искренне, серьезно нравится Германия. Но мое сердце, вопреки всему, что было, навеки отдано моей маленькой, сказочной Бельгии – с ее любовью к природе, огромным трудом и потрясающим, совсем не немецким умением видеть во всем радость жизни, недоступную суровому тевтонскому духу.
Нельзя любить двоих одновременно – и Берлин всегда останется вторым номером, нелюбимым, но упорным ухажером.
Пусть.
И я не сразу понимаю, что сегодня мне скучно на улицах этого города.
Впрочем, скука моя продолжается очень недолго, потому что в условленном месте на площади я встречаю Филиппа. Он награждает меня своей еле заметной фирменной усмешкой, он одет, словно бомж или рокер, он ухмыляется и настойчиво тащит меня куда-то по улице, вдоль тихо роняющих листья осенних деревьев.
Мы выбираем проклятые кеды, ругаясь в процессе, как будто знакомы сотню лет, и я беззаботно и с облегчением закидываю свои туфли в купленный тут же рюкзак, готовясь окунуться в берлинскую ночь.
В воздухе отчетливо пахнет прелой сыростью осени, тяжелые тучи грозят дождем, но на душе у меня весна.
Я торможу Филиппа у памятника Фридриху и произношу перед монументом пафосную и почтительную речь. Филипп хохочет, не в силах понять моей внезапной любви к скульптуре, за что и получает шутливо