– Сосчитал! – деревьям он кричал.
– А сколько? – спрашивали те его.
– Много! – он им отвечал и предлагал деревьям лучше музыкой заняться: он сам великим музыкантом был, а деревья инструментами себе он представлял. Но озорник мелодии начало только знал и чтобы скрыть конфуз, деревьям ветви гнул, да так, что те скрипели и трещали… и вместо музыки тревожный поднимался шум. Тогда деревья понимали, что над ними Ветер подшутил и, сучьями треща, проказника из Леса гнали! И Ветрогон бежал на вольные луга, потирая иголками нажжённые бока, но всё равно весёлый, озорной, хвост распустив, скользил меж солнечных лучей и их пытался гнуть, а те его прочь гнали копьями своими, пока наш озорник не прятался в пещере, чтоб через пять опять минут куда-нибудь лететь и снова весело шутить.
А деревья после какофонии такой шумели ещё долго, Ветрогону вслед грозя вершинами своими, что, дескать, теперь обманщик Ветер в Лес не залетит, а ежели появится, то будут гнать его взашей. Деревья – строгий был народ, со словом не шутили, но, пошумевши, всё забыли, а к вечеру по весельчаку уже грустили: некому им было кудри причесать и заоблачные вести рассказать. Но, к слову бы заметить, деревья сами пошутить любили: стоило в Лесу ребёнку появиться, как за шиворот ему хвоинок насыпали иль веткой щекотали. А то вдруг треск скрипучий издавали и с любопытством наблюдали, что будет делать человек. Детей же маленьких любили, их в лапы пихтовые брали и долго так качали. Ну а если с мыслями недобрыми в Лecy кто вздумал появиться, то его кружили долго по чащобам, а потом из Леса с треском гнали, стегая веткой иль пинка давая корнем крепким, и больше не пускали под кров зелёный свой. Но случаев таких два-три всего лишь было: доброславы Лес любили, и Лес ответною любовью им платил. И зла там не водилось, и дружно меж собою жили. Доброславы гладили стволы, листву лаская с хвоей, и надышаться не могли ядрёным запахом лесным с зелёною травою – и это нравилось деревьям, а ещё все эти малыши им песни пели, и древы млели, иголками шурша или листвою лопоча в восторге полном. А то ветвями, как руками, подхватывали доброславов и так, передавая их друг дружке, поднимали к Небесам, где рядом – руку протянуть! – смеялось Солнце и свет дарило им любви в палитре разноцветных красок. И в этом многоцветье с ароматом трав медовых и цветов горячих, листвы, хвои, коры и Ветра страстного напевов сердца сливались с Небесами, и таинство свершалось приобщенья к Краса-те.
Доброславы от рождения стремились телом и душой к Мирам иным, что Звёздами сияли в небесах ночных: ведь Боги, которые их сотворили, оттуда иногда к ним приходили. Часами доброславы,