– Не льсти себе, – скрипит он как аллигатор. Зубки у него режутся, что ли?
– Что? Задница маловата? Ну, извини. Других выдающихся частей тела у меня нет. Зубы и уши в порядке. А, я забыла про ноги. Они потрясающие. И попробуй только возразить.
Эдгар молчит. Руки сжимают руль. Непроизвольно. Он, наверное, даже не заметил. Лицо каменное, а пальцы напряжены. Пауза.
– Ты закончила? – спрашивает он холодно.
– Я только начала, собственно.
– Тогда продолжай. Выходит у тебя паршиво, но забавно.
– Зато правдиво. Что ещё такого умного, интеллигентного, богатого мужчину, как ты, могло привлечь в такой девушке, как я? Только достопримечательности.
– Язык. Мне понравился твой язык.
Я краснею. Хочется пнуть его под коленку и побольнее. Но я давно не детдомовка. И почти замужняя дама. Да. Надо бы потренироваться держать себя в руках, когда он откровенно намекает на поцелуй. Когда он чуть не задымился. Да что там – вон штанишки колом стоят. До сих пор его колбасит. Поэтому-то он и злой, поди.
– О, да. У меня по русскому «пять». Речь моя не может не пленять, – выкручиваюсь из скользкой темы. Стихами. На тебе, лови хук справа. – Ну, а дальше, как в любовных романах: ты понял, что я твоя судьба. Не ел, не пил, ходил как тень. Встречал меня после работы. Целовал мои следы.
– Не увлекайся, – кажется, самовар остыл. Вон, даже улыбка спряталась в уголках губ.
– Ладно, – я сама покладистость и кротость, – заваливал подарками, дарил цветы, брал измором, пока последний форпост не пал. И тогда ты получил всё.
– Всё? – хищно подрагивают его ноздри.
– Кроме святого, конечно. Я девушка строгого воспитания. До свадьбы – ни-ни. И тебе это нравится.
– Нравится. Ты книги писать не пробовала, сказочница?
– Пробовала, – я сейчас на что угодно подпишусь. – Но, увы. То герои плоские, то в сюжетных линиях путаюсь.
– Твёрдая троечка. Даже с плюсом. Почти четвёрка с минусом.
Что это? Похвала? Я сейчас растаю и развалюсь на атомы от счастья. Надо же. Великий Гинц меня оценил! У меня сотни иголок на языке крутятся – так хочется сказануть что-нибудь эдакое, но я вижу, как обостряются у Эдгара черты лица, и прикусываю язык. Кажется, сейчас начнётся.
– А теперь серьёзно, – рубит он слова, как зимнюю капусту. – Но очень кратко. Я рос в полной семье. С мамой и отцом. Мама русская, папа – из этнических немцев. В семнадцать я ушёл из дома. У нас… начались сложные времена. Родители скандалили и собирались разводиться. И я решил не зависеть ни от кого. Учился в университете на экономическом, работал. В восемнадцать женился. В девятнадцать мы разошлись, так и не став по-настоящему семьёй. За это время мой отец скоропостижно скончался. Мать снова вышла замуж и, кажется, родила ещё одного ребёнка. Это всё, что я знаю. Не поддерживаю с ней отношений и понятия не имею, где она.
Я смотрю на него во все глаза. У него есть мать, а он даже не попытался её найти. Знай