– Ну диво! – восхищённо выдохнула Дунька. – Даже шапку не сронил!
Белая чалма на голове персиянина и впрямь держалась, будто приклеенная. Теперь можно было разглядеть циркача во всех подробностях, и Маша разочарованно вздохнула. Отчего-то ей думалось, что акробат должен быть молод и хорош собой.
У перса было очень смуглое худое лицо с горбатым, как клюв хищной птицы, носом и чёрные, словно угли, глаза. Да и лет ему оказалось немало.
Мальчик-служка, стоявший среди зевак, заиграл на диковинном инструменте нечто тягучее, и канатоходец принялся быстро и ловко переставлять ноги – шаг вперёд, шаг назад. При этом он то невысоко подпрыгивал, то замирал на несколько мгновений на одной ноге – танцевал. Покачивались плечи и разведённые в стороны руки.
Солнце отражалось в золотых полушариях куполов, слепило глаза, заставляя жмуриться и прикрывать их ладонью.
– Государыня! – вдруг взвыли вокруг, и, сдёрнув с голов шапки, толпа подалась вперёд, тесня Машу и её спутников к мраморным резным балясинам Красного крыльца.
– Гляньте! Гляньте! Государыня!
Вытягивая шею, Маша пыталась рассмотреть что-нибудь за плотной стеной спин и голов. Её ощутимо толкнули – раз, другой… Наконец, ей удалось увидеть верхний пролёт лестницы, что вела к сеням Грановитой палаты. Там над толпой, на алом бархате, укрывавшем ступени, между двумя каменными львами виднелась кукольная фигурка в мантии и короне. Широкие юбки казались отлитыми из чистого золота, а на короне крошечной каплей крови алел огромный рубин. Фигурка шевельнулась, подняла руку и что-то бросила в толпу.
Площадь покрыл восторженный рёв, и народ рванул вперёд, ближе к подножию лестницы, куда, вспыхивая на солнце, сыпались крошечные искры серебряных монет.
В один миг людское море превратилось в кипящую стремнину. Толпа напирала со всех сторон, Маша оказалась прижатой к чьим-то спинам, в нос ударил крепкий дух разгорячённых, давно не видевших бани тел, лука, перегара. Уж ничего не было видно, кроме спин и затылков, в бока то и дело втыкались чьи-то локти, чьи-то ноги наступали ей на ноги, чьи-то плечи ударяли в грудь. Кругом мелькали незнакомые, перекошенные лица, куда-то исчезли Митя, Парашка и Дунька.
Рядом заголосила баба:
– Задавили! Ой, задавили!
Машу швыряло из стороны в сторону, во рту пересохло, и она никак не могла вспомнить слова молитвы, только шептала беззвучно: «Матушка Пресвятая… Матушка Пресвятая…», а больше ни словечка в памяти не всплывало.
Что-то хрустнуло под каблуком, Маша споткнулась и, леденея, почувствовала, что падает прямо под ноги