– Почему я? – поглаживая завертевшуюся возле меня питбулиху, удивлённо спросила я.
– Ну а кто? Не я же! У меня мозги плавятся уже.
– Ну, пусть будет Глаша.
– Глаша?
Елена Сергевна с недоверием посмотрела на меня:
– Почему Глаша?
– Потому что гладиолус, – усмехнулась я. – Ну посмотрите на неё: вылитая Глаша-колхоз! И в то же время она совсем не так проста, как кажется.
– Глаша так Глаша, – пожав плечами, согласилась Елена Сергевна. – Сейчас так и запишу. Чип мы ей поставили, веткнижку завели, надо только имя вписать.
Она достала с переднего сиденья пухлую папку, вытащила одну из множества синеньких книжечек и прицелилась ручкой на первую страницу. Оглянувшись на притихших собак, которых гипнотизировала улыбающаяся питбулиха, я сказала:
– Пишите лучше «Глафира». Походу, она не такой уж и колхоз, эта сука!
– Чего это?
– К ней хочется вообще на «вы» обращаться.
– Даже на «вы» и даже шёпотом – с питбулями это обычно не проходит! – хохотнула Елена Сергевна, но вывела на первой страничке округлыми буквами имя «Глафира». – Всё, забирай паспорт, собаку, а я попробую задним ходом выбраться от вас. Ни пуха ни пера. Звякни, как течка прекратится. Прооперируем и заберём в приют.
– Замётано. – Я сунула книжечку в карман ватника и, пристально глядя на питбулиху, похлопала по верху забора: – Прыгай!
– С ума сошла девка! – всплеснула руками Елена Сергевна. Глаша презрительно, как мне показалось, глянула на женщину, потом так же пристально – на меня и одним махом, как распрямившаяся пружина, перескочила через штакетины.
– И – вуаля, – подытожила я. – Пойду привяжу её.
– Развлекайся, – засмеялась Елена Сергевна и полезла в машину. А меня пронзило странное ощущение, что сегодня в моей жизни приключился лютый пи…, то есть новый поворот.
Глава 2. Неизвестный науке найдёныш
С утра снег подтаял и почти сошёл. А потом ударил морозец. Я этому делу очень обрадовалась, потому что месить грязь, пусть и резиновыми сапогами, мне не хотелось. А с Глашей надо гулять. Это существо, которое я собиралась оберегать от Малыша, построило и москвича, и чихуашку. Малыш сделал всего одну попытку добраться до течной суки и убежал на крыльцо с поджатым хвостом. Пришлось на ночь впустить его на террасу, потому что трусишка царапался в дверь и скулил. А Глаша гремела цепью, бегая вдоль заборчика, и рычала на пса. Цезарь же припёрся к дамочке – пролез под штакетинами – и попытал счастья, пока она лежала возле будки, но одним взмахом хвоста был отметён далеко. И надолго, если не навсегда.
Поэтому за честь и достоинство Глафиры я больше не волновалась. Но просто оставить её сидеть на цепи до конца течки не могла. Собака была мускулистой, подтянутой, не жирненькой, чем часто грешат стаффы и питбули, пролёживающие диваны без долгих прогулок. Значит, с этой собакой гуляли, бегали, наращивали ей мышцы.