Артуш явился ровно в тот момент, когда я уже успел нарядиться в «позорище», как он именовал свободного кроя штаны и рубаху, которые я предпочитал сложному домашнему туалету из нескольких предметов. Старик так и не смирился, каждый раз донимая меня гундежом о моде и приличиях.
Долгое мгновение гардеробмейстер шокировано наблюдал, как под веселый треск огонька в камине догорают последние трусы в нелепую розочку.
– А… О! – вышел он из ступора.
Старческие глаза, подведенные темным, сверкнули праведным гневом, когда он бросился к камину и голыми руками выхватил последний оставшийся лоскут. Прижал к груди, точно дитя.
– Д-д-да как вы могли! – гневно затряс он отвислыми, словно у пса, брылями. – Ваш батюшка никогда бы так не поступил! Уж он-то знал толк в моде! Относился к туалетам с уважением! Преумножал и лелеял! Д-д-да… Да он собирал эту коллекцию на протяжении всей жизни! А я ее бережно хранил…
Губы старика предательски дрожали. Тоже подкрашенные, как мне показалось…
Я прикрыл глаза, подавляя желание швырнуть в огонь старого модника вместе с лоскутом, что тот баюкал в ладонях, и ровным тоном поинтересовался:
– Артуш, хочешь сказать, что наряжаешь меня в музейные экспонаты?
– Да! То есть нет, но… Ваш отец предпочитал этот фасон, а вы… Вы все уничтожили!
– Ты искренне полагаешь, я обязан донашивать запасы белья моего отца?
Кажется, гардеробмейстер, уже начал что-то понимать, но не пожелал смириться и предпринял новую попытку:
– Почему же донашивать? Они новые! – исполнившись энтузиазма, он принялся снова меня пилить: – Ваше всемогущество, положение обязывает вас выглядеть подобающе истинному владыке Фриденвелта. Вот ваш батюшка…
Упоминания об отце застили глаза красной пеленой. Я утратил все уважение к этому человеку, когда он позволил погибнуть моей матери.
– Замолчи, если не желаешь сейчас же отправиться вслед за моим батюшкой! – рявкнул я. – И чтобы завтра же здесь не осталось ни одних даже самых завалящих портков, унижающих мое достоинство. Свободен! – я не желал продолжать этот бесполезный разговор, который вообще не должен был случиться.
Выгнав чересчур привязанного к прежнему хозяину слугу, позвал Гансо, поручив ему побыстрее найти старику замену посовременнее.
– Я так рад, что вы вернулись, вашество! – искренне обрадовался мой секретарь, когда я закончил раздавать указания.
Не стал ему пенять за фамильярное обращение, только покачал головой. Расценив мое молчание, как одобрение, Гансо принялся болтать:
– А куда вы вчера так внезапно подевались? Никто и не понял, что произошло. Теперь столько пересудов и домыслов ходит. Один нелепее другого. Поговаривают даже, что вас похитили, вашество! Но как вы утерли нос этим айсам напоследок! – он использовал презрительное название айосанрийцев.
– Гансо!
– Простите,