Странно, но сейчас нутро скручивала ненависть, не страх. Видимо, отбоялась, отревела свое, когда меня бросили в этот каменный мешок – без еды, без воды, без света. Уже решила, что они не станут размениваться на казнь и возиться, когда можно просто запереть и оставить одну, пока не умру.
– Что ты делала в моем кабинете?
И голос кажется совсем незнакомым. У мальчишки, которого я помнила, голос начал ломаться, и он то басил, то давал петуха. А сейчас – глубокий бархатный баритон, таким бы не пленников допрашивать, а серенады дамам петь.
Что за ерунда в голову лезет перед смертью? Или от голода, жажды и страха начинаю сходить с ума? Может, так было бы и лучше. Все равно на допросе они узнают лишь о том, как я их ненавижу. Больше-то все равно рассказать нечего. При мысли об этом грудь словно сжало ледяным обручем: они ведь не поверят сразу, не отступятся…
– Я жду ответа, – напомнил о себе магистр.
Я разлепила губы.
– Тебя… – Язык еле ворочался, вместо слов вырвалось хриплое карканье. – Тебя ждала.
Он вдруг стремительно нагнулся, схватил мою кисть, зачем-то ущипнул. Выпустив руку, шагнул к констеблю и молча отвесил оплеуху. Вернулся, присел, снимая с пояса флягу, протянул мне.
Я замерла от изумления – чего-чего, а такого не ожидала. Он, видимо, понял мое замешательство по-своему: выдернул пробку, отхлебнул содержимое – я непроизвольно сглотнула, в горле заскребло – снова протянул мне.
– Сколько тебе не давали пить?
Я пожала плечами.
– Магистр, – вмешался констебль. – Это оплошность, а не…
– Позже поговорим, – отрезал тот, не оборачиваясь. – Пей.
Я взяла флягу так, чтобы не было видно, как дрожат руки. Каждую секунду я ждала, что магистр выхватит ее и засмеется. Но он сидел на корточках в полушаге от меня и молчал, и ни на лице, ни во взгляде невозможно было прочитать ровным счетом ничего.
Я медленно поднесла флягу к губам – хотелось присосаться к ней и пить, пить, пить, захлебываясь, чувствуя, как вода стекает по подбородку, пропитывает одежду, пить, пока не забулькает в животе. Пригубила – вода была чистой, ледяной, аж заломило зубы – наверняка фляжка зачарована. Три глотка… нет, пять, ровно пять, иначе я не смогу остановиться и выхлебаю все, а показывать свою слабость я не намерена. Вернула флягу.
– Благодарю.
– Пей. Я-то всегда могу налить еще.
Я покачала головой. Надо было отказаться и от этого, но плоть слаба. Магистр не стал настаивать, вернул флягу на пояс – я проводила ее полным сожаления взглядом. Снова присел напротив.
– Итак, ты ждала меня. Зачем?
– Чтобы убить, – не стала скрывать я. Чего уж тут скрывать, все равно все узнают. А так, может, обойдется без допроса с пристрастием.
Он усмехнулся.
– Вот детей по мою душу еще не посылали…
– Я всего-то на три года младше тебя! – возмутилась