Поправляю платье, подтягиваю сползший чулок.
Целую своего сладкого Аполлончика напоследок.
– Спасибо, дорогой, – шепнула, касаясь губами щетинистого подбородка, – было бесподобно.
Ну ладно, он правда заслужил. Давненько меня никто так до звездопада не натягивал. И все это чушь, что мужикам нельзя и не надо говорить спасибо. Если есть за что, если ты трусы можешь сжать в ладони, и из них закапает, если ты еле дышишь – спасибо сказать нужно. Потому что ей богу, как редко такое бывает. А чем ты старше, чем циничнее, чем сложнее тебя развести на эмоции – тем такой кайф получается реже.
Выхожу из кладовки поправляю волосы, смахиваю с платья пыль. Хорошо, что в кладовке было темно, а то ведь весь адреналиновый флер этого безумства бы подрастеряли, обращая внимания на то, что "предаемся греховной страсти" в компании швабр.
Ну что ж, будем считать, что эта выставка прошла не зря, я не только денег с неё получила, но и божественной страсти глотнула. Хороший заряд. А теперь можно оставить продажу лотов на персонал, забрать тренч из гардероба и поехать домой, переживать это чудное затменье.
Когда у тебя первый секс – ты мечтаешь, чтобы он был роскошным, на шелковых простынях, пропахших розами, в свете тысячи свечей, и желательно, чтобы парнем был хотя бы Ченнинг Татум.
А когда тебе тридцать четыре, когда в паспорте два штампа об расторжении брака и дома тебя ждет одиннадцатилетняя Харли Квин со своими заморочками – ты рада даже в кладовке. Просто потому что черт его знает, когда выдастся еще один такой шанс. Дай бог, через пару-тройку недель.
– Эй, – мой Аполлон сбегает за мной по ступеням галереи. Пальто нараспашку, темные волосы взъерошены, в красивых глазах плещется недовольство.
– Ты не оставила мне свой номер, – произносит он, поймав меня за рукав тренча.
Ох, малыш, зря ты это. Я бы с таким удовольствием оставила между нами такую легкую недоговоренность. Почувствовала бы себя Золушкой, сбежавшей от тебя во время бала. А теперь придется объясняться, почему я на самом деле не оставлю тебе хрустальной туфельки. А я не хочу, чтобы мой Аполлон вдруг превращался в пузатенького Вакха, чешущего пузико и встающего с дивана только чтобы к холодильнику за бутылкой пива сгонять. Да и нет, я же знаю, что он спрыгнет, как только узнает мои исходные данные.
– Я не оставляю номеров, дорогой, – спокойно улыбаюсь я. А сейчас – даже не представлюсь, хотя есть у меня подозрение – он в курсе, на чьей выставке побывал.
– Мне оставишь, – упрямо качает головой мой безымянный бог.
– Зачем? – смеюсь. – Тебе это не надо, я тебе честно говорю.
– Мне решать, – нахально заявляет это дивное совершенство. Какая жалость, что три четверти мужиков вот такие нахальные лишь на первых двух свиданиях. Потом у них как-то эта самцовость слетает, как золоченый фантик.
– Нет, мой дорогой. Не тебе решать. Мне не интересно