С постели я слезаю первая. Мой дивный любовник еще лежит там, пользуясь тем, что мама явно очень старательно выбирает тот торт.
– Одевайся, мой сладкий, – улыбаюсь я, поднимая с пола его джинсы и кидая их ему. – Я бы и рада, если бы ты пил мой кофе раздетым, но, боюсь, ты не хочешь в таком виде знакомиться с моей мамой.
Вот вам первая проверка на вшивость. Первый шанс сбежать от меня своими ногами, выдать сейчас: “Ой, у меня дела прям срочные”. Все же знают, что знакомство с родителями – это вроде как “серьезный шаг”. Ну, нет, на самом деле бывает по всякому, бывает вот так, как сейчас, когда ничто не предвещало, но маме все-таки интересно, кого занесло в мою постель.
Мой Аполлончик встает с кровати, надевает джинсы, а потом подходит ко мне, остановившейся у мольберта с портретом Огудаловой. Зависла, размышляя над продолжением работы, даже пуговки на платье не застегнула до конца – остановилась на третьей пуговке от горла.
– Не доделано? – спрашивает, опуская мне на плечо подбородок.
– Знаешь Огудалову? – вопрос на самом деле рассеянный, я не особенно заморачиваюсь на этот счет. Если водится с натурщиками – значит, в принципе должен был слышать.
– Ну, так… слегка, – мой горячий мальчик фыркает мне в плечо. Пальцы забираются под расстегнутое платье, начинают рисовать на моем животе завитушки, и вслед за пальцами разбегаются по моей коже горячие мурашки. Эх, а ведь я бы продолжила, если бы мама не должна была прийти с минуты на минуту. Эй, вызовите кто-нибудь сюда санитара с галоперидолом. Мне очень нужно. Успокоюсь я уже наконец или нет?
Чтобы отвлечься, иду в прихожую, собираю там разбросанные шмотки, возвращаюсь к моему незванному, но такому замечательному гостю, отдаю ему остатки его вещей. Застаю его у стола с моим угольным наброском, мальчик смотрит на самого себя весьма придирчиво, поэтому я не удерживаюсь, кусаю своего Аполлона в его такое дивное голое плечо.
– У кого тут длинный нос?
– Только нос? – Засранец оборачивается ко мне, забирая свою дивную бровку повыше. – А я-то льстил себе, что у меня везде все нормально с размерами.
– Ну ладно, не так уж и льстил, – милосердно улыбаюсь я и отправляюсь на кухню, ставить чайник.
– Предлагаешь мне верить тебе? – с рубашкой в руках мой Аполлон идет за мной следом. – Ты же сама мне ужасно льстишь, это я по одному только наброску вижу.
– Я художник, я так вижу, знаешь такую поговорку?
– Ага, знаю. – Я и не знала, что улыбка может быть настолько бесстыжей. – Так всегда говорят художницы, которые жутко льстят своим натурщикам и не желают в этом признаваться.
– У тебя было так много художниц? – вкрадчиво спрашиваю