Черный юмор – наше все. Выручает даже в очень неприятной ситуации. Даже, когда ты внешне спокойна – а все внутренности скручивает от отвращения к той грязи, в которую тебя окунули.
Верещагина волновала я.
Еще два часа назад я бы наверняка ощутила приятное копошение внизу живота от этого откровения. Нет, правда – было бы приятно. Тогда!
Сейчас – почти оскорбительно. Будто помоями облили. Знаю я, что его волновало – я же его обидела. Посмела щелкнуть по носу.
Бедный мальчик, он повел себя как мудак, а его не погладили по головке!
Тем более, что правда – как я его волную? Как сучка, швырнувшая его на колени посреди ресторана с подчиненными? Было бы чем гордиться, ей богу. Мальчик воспылал желанием отомстить и ничем больше. В его вселенной гадости делать может только он. Все прочие должны терпеть и сглатывать.
Сколько его ждет дивных открытий – ох. Так сладко предвкушать!
– Вы так блестяще вышли из ситуации, – с ощутимым одобрением замечает Геннадий Андреевич, – это было очень красиво. Хотя с точки зрения стратегии…
Да, это было недальновидно, да, я знаю. С начальством не ссорятся. Но что мне было делать? Вытерпеть? Улыбнуться, будто ничего и не произошло? Может, еще и обслужить всех пятерых идиотов, ввалившихся ко мне?
– Да без разницы, как оно с точки зрения стратегии, – отвечаю я, прикрывая глаза. – Я не рассчитываю оставаться на этой работе дальше. В конце концов, я высококлассный экономист с дипломом управленца. Если Антон Викторович об этом забыл – это не мои проблемы. И как бы он там ни грозился испортить мне репутацию…
– Он вам угрожал? – негромко спрашивает Смальков.
– Угрожал, – я пожимаю плечами, – это не страшно, резюме работает лучше, да и у меня есть связи.
Правда озвучивать, что это за связи и откуда они у меня взялись, я не буду.
– Это ужасно неприятная перспектива для нашей фирмы – терять настолько ценного сотрудника, – с убедительно искренним сожалением замечает Геннадий Андреевич, – хотя я могу вас понять. Вы полностью имеете право на такую обиду.
Это называется не обида. Это называется – Ярость. С большой буквы. И никак иначе.
Если я останусь в одной фирме с Верещагиным – через три-четыре недели я его просто отравлю. Дихлофосом для тараканов. Напшикаю в кофе. А флакончик запихну куда-нибудь Антону… с тыльной стороны. Или пилку для ногтей в горло затолкаю. На худой конец.
И сушить мне сухари лет на двадцать вперед.
Моя тьма – она ведь никуда не делась, клубится себе вокруг сердца, впивается в него голодными шипами, гудит.
«Щенок должен быть наказан».
О, да, должен!
Что мне было дано? Я поставила ублюдка на колени? Заломала на парковке? Мало! Чертовски мало!
Если бы этот мир работал как надо – этот вечер Антон бы закончил в растяжке на кровати.