– Да кто вас, человеков, разберёт!
Вис обернулся ко мне с неподдельным детским восторгом:
– Оно живое! – сообщил он, как великое открытие. И добавил задумчиво: – Это ж можно в клетку посадить и продать богачу такое чудо…
– В клетку? – заскрипел дедок. – Опять?! Не-не-не, мужик! Так не пойдёт! Не живой я, нетушки!
И тут же, не разделяя слово и дело, врос корнями в землю и замер, став неотличим от обычного узловатого пня. Когтистая лапка примерился, попытался его приподнять, потом подрыть, но старик упрям. Наверняка запустил корни до самых подземных вод: не то что в одиночку, вдесятером теперь не выкопать!
– Лопаты нет? – уточнил Вис. – Нет? Точно? А если посторожить и сбегать…
– И что? Сбывать на рынке кусок дуба? – я присела на пенёк, пока старик изображал древесину. В другой день он бы мигом осерчал, но теперь-то из роли уже не выйдешь!
– Но он же живой!
– Разве? – я стукнула по коряге. В ответ из глубин дерева донеслось приглушённое ворчание, но пень так и остался пнём. – Обычный чурбан.
– Но я же слышал!
На пеньке проступил рот.
– Я есть пень! – сообщил он. – Иди в…
Куда именно, мы так и не узнали, но догадывались. Рот пропал так же легко, как и появился, затерявшись в складках коры.
Вис восхищённо выдохнул, сел на землю и привалился спиной к пеньку.
– Потрясающе! А ещё что есть интересное? Ах ты зараза гнилая! – с руганью вскочил, хватаясь за ягодицу.
Пенёк старчески едко захихикал, втягивая колючую ветку обратно.
– Интересного я тебе гарантирую, – пообещала я, легко поднимаясь и сама хватая рыжего под руку: – Ты как, на кошмары не жалуешься?
Глава 7
А он мне нравится!
Дальше через лес Когтистая лапка шёл смело. Если, конечно, можно назвать смелостью попытку закидать камнями дрожащего под кустом зайца и доблестное сражение на кулаках с покосившейся осинкой. Но то, как рыжий спасал меня от сверкнувшей в свете живого мха паутинки, было даже мило. Самого мха, кстати, вор не испугался, так что я не стала его предупреждать, что ползущее по стволам за нами серебристое пушистое пятно плотоядно, а обожрать до костей заночевавшего в лесу человека или заблудившуюся корову ему ничего не стоит. В конце концов, пятно небольшое, его вполне можно спугнуть огнём: маленькие хищники чахнут от любого света ярче собственного, даже в полнолуние не рискуют выбираться из нор.
Наконец, началось кладбище. Просека сузилась до тонкой нити, последней надеждой соединяющей нас со скрывшимся в чащобе городом. Уже не распознавались, только угадывались далёкие окрики, давно затерялся среди прелой гнили запах селения, а за сияние факелов у городских ворот Вис уже версту как принимал костёр пастухов, отправившихся с лошадьми в ночное. Я не смеялась над воришкой, когда он сверялся с неверным светом, боясь заплутать. Пусть думает, что и в одиночку, если что, отсюда