– Может все это и неправда, но дирижабли-то настоящие. И бомбы они возят тоже настоящие…
– Ну не знаю, что тебе на это сказать, – он отмахнулся.
Дальше ехали молча. Мимо проносились бакалейные лавки, типографии, левославные храмы рестораны и кафе, магазины одежды, дорогие особняки, поисковые конторы «Месье Рамбле Р.» предприятия и цеха «Дирижаблестроя», парки и скверы. Дома старались перепрыгнуть друг друга, соревнуясь то в высоту, то в длину. И поверх крыш торчали новые крыши, а за ними еще и еще. А над всем этим многообразием возвышался колосс Имперской Государственной Постройки.
Влад припарковал Мартина возле серого невзрачного семиэтажного здания с грязными колоннами у входа.
– Что это? – спросила Кира.
– Институт «Газетоведения», – ответил Влад. – Сюда ты поступаешь. Здесь и я учусь, только на курс старше, а отец ведет лекции. Хотя, конечно, у него много работы в министерстве, поэтому управлять институтом, а тем более лично вести лекции студентам у него нет времени, но его занятия – это нечто! Хотел просто тебе показать место. Потом будем вместе сюда ездить.
Кира отвернулась от серого здания, нагонявшего на нее тоску. Слишком яркие еще были воспоминания о детстве, когда, после смерти матери, отец решил отдать ее в пансионат с холодными спальнями и мерзкими воспитательницами. Она любила отца, была привязана к нему, а тут оказалось, что он оставил ее, также как поступили и другие отцы, вверившие своих дочерей на воспитание леди Спайк.
«Вставайте, мисс Неботова», – каждое утро железный голос прорывался сквозь дымку детского сна.
Голос гремел под рокот механического гудка, сменяющего сладкий пар сновидений на едкий пропитанный техническим маслом дым: «Леди не пристало лежеботничать!»
Облака медленно тухли в открывающихся глазах. Закат сна растворялся в голубой радужке, умирая бликом от включающегося настольного светильника. Глаза походили на озера, по краям которых росли бархатные леса слипшихся ресниц. Веки мягко открывались, и хлорированная реальность подушки резко врезалась в сонную щеку.
Злой гудок леди Спайк раздавался снова.
«Меня зовут Кира. И я не леди. Я просто девочка» – злобно, но шепотом отвечала маленькая Кира в простыню, из-под которой показывались босые тонкие ножки. Железная кровать пансионата отпускала свою пленницу до следующей ночи. Морфей сдавался, ибо с восходом солнца даже в детстве волшебство всегда умирает.
Механическая леди Спайк стояла уже над другой кроватью, уперев грубые руки в кости своих боков. И еще, и еще из белых простыней и подушек показывались другие нечесаные головы благородных девочек. В комнате их жило четверо, из всех Кира была самая младшая, и поэтому доставалось ей больше всего. Выходя в коридор, леди Спайк бросала сердитый взгляд