Устал куролесить Ельцин. Здоровье не то стало. А как оно будет то, если он «… всю ночь Указы подписывает…»? Да так, что результат налицо. Вернее – на лице. Кто же еще додумается с трибуны «… вот такие вот загогулины, понимаешь…» рисовать? Ушел ЕБН на пенсию. Хотя, лучше бы и вообще не приходил…
А дальше уже сверхновая история начинается…
Париж
О, Париж! Столица Франции. Красавец город, раскинувшийся на берегах Сены. Монмартр, Елисейские поля, Эйфелева башня. Грассирующая речь, песни Мирей Матье, Шарля Азнавура и Джо Дассена…
Это было в середине семидесятых. Отец уже год находился в командировке. Мы с мамой ехали в поезде и мне уже, наверное, порядком надоела дорога, потому, что я начал хулиганить. Мама сдерживала мои хулиганские порывы, чтобы я не выходил за рамки приличий.
Наконец, я спросил: когда же мы приедем домой? Простой вопрос, но для женщины, что находилась по соседству, эта фраза оказалась громом среди ясного неба.
Потому, что вопрос я задал так:
– Когда мы уже приедем в Париж?
Эта женщина была в шоке. Она смотрела на нас глазами, полными восторга и, наконец, произнесла:
– Какой счастливый ребенок! Едет в Париж. Это же надо!
Вскоре она вышла на своей станции в полном неведении о конечной цели нашего путешествия.
А я и был счастливым. Потому, что мы возвращались домой. Где меня ждали мои друзья, где все было так знакомо. Двухэтажные домики, в которых жили семьи офицеров, детская площадка, поросшая по краям акацией, магазин, куда я ходил с бидончиком за молоком и развлекал продавщиц строевыми и эстрадными песнями.
Солдатская столовая, где я обедал вместе со своим другом Димкой Козидубом, увязавшись за строем солдат. Спортивный городок десантников с каруселями, парашютной вышкой и самолетом с сеткой для отработки прыжков.
Лестница в подъезде, дверь в квартиру на 2—м этаже, мои игрушки, черно-белый телевизор на ножках, который катался по комнате из угла в угол во время землетрясений…
– Постойте-постойте: какое землетрясение в Париже? – скажете вы. И будете не правы. Потому, что в том, французском нет никаких землетрясений. А в нашем – были. Трясло часто и довольно сильно.
В нашем Париже не было Сены, но был пересыхающий Кагильник, не было Монмартра, но был Дом Офицеров и солдатский клуб. Елисейские поля нам заменял плац и учебный городок с полосой препятствий, Эйфелеву башню – антенны радиостанций, а вместо французских песен мы пели наши родные строевые песни.
С тех пор «Прощание славянки» всегда задевает какие-то струны в моей душе и вспоминается то далекое беззаботное детство, в котором я, со значком классности на лямках шортиков, иду с бидончиком в магазин, а вокруг меня люди, которым можно доверять.