– Зоечка вырастет и прочитает.
Это я запомнила очень хорошо и в классе 8-ом или 9-ом спросила, а где газета? Но бабушка не сохранила газету, выбросила, когда развенчали культ личности.
Дни тянутся и тянутся, и расту я так медленно. Никогда, наверное, не стану большой, чтобы делать, что мне захочется. Взрослые как будто никогда не были маленькими или совсем про это забыли. Я даю себе слово помнить, как тяжело быть ребенком и зависеть от чужой воли. Я не буду обижать моих детей, как обижают меня. Решено.
С любимым Мишкой
Я была невозможным ребенком. Это я знала от мамы. Она любила вспоминать, как отлупила меня босоножкой (почему босоножкой? видимо, более подходящего инструмента под рукой не нашлось). После экзекуции я долго была «шелковая». Босоножку я не помню совсем (кажется, это было чуть ли не во Владивостоке, а то и того раньше), но напоминания о ней помню хорошо. Маму просто преследовала мечта о шелковой дочке.
Бабушка же любила говорить, что меня подменили. – Ребенка словно подменили, со мной она не такая, – говорила бабушка. Видимо меня подменяли достаточно часто, так что трудно было определить, какой именно экземпляр в действии в настоящий момент.
Помню, что когда я надувалась на бабушку, то она говорила, – Что-то опять Зошка выбуривает.
И еще дразнилку «Наша Зошка маленькая, чуть побольше валенка, В лапотки обуется, как пузырь надуется.»
Ходит и поет себе, как будто не про меня. Получалось очень обидно.
Еще стоит обидеться, как тут же, – А на битых воду возят.
А кому хочется возить воду? Никому.
И еще я часто была пигалица. Как только мои требования и капризы переполняли бабушкино терпение, я становилась этой самой непонятной, но явно противной пигалицей, которая ишь, смотри, выросла.
– Скоро твой день рождения, – говорит бабушка и показывает мне листок отрывного календаря, который означает день моего рождения. Ох, как много листиков перед ним. Я считаю их каждый день и отрываю теперь сама каждый вечер. Считать я уже умею. До десяти научилась считать рано. А как-то утром, еще в постели, бабушка научила меня считать до ста. Тогда же или немного попозже я стала понимать, какое время показывают часы. Все это я поняла с первого захода, и таких страстей как с чтением, не было. Наверное, это произошло перед моим шестилетием, а может быть, ближе к семи.
Наши часы ходики с гирькой. Надо следить, чтобы гирька не провисала до пола, а то часы останавливаются.
С мамой в ателье
Мне нравится мое отражение в зеркале, я люблю на себя поглядеть, полюбоваться. Но меня не одобряют домашние и не говорят мне, что я красивая. Мое заявление о том, что я девочка с правильными чертами лица вызывает у бабушки насмешки. Но я подозреваю, что она не совсем искренна,