– Ты посылал ему в Лондон рапорт? – едва слышно спросила Мария.
Антуан ничего не ответил.
«А как же я?!» – чуть было не вскрикнула Мария, но промолчала…
Хамсин тихонечко подвывал за окном, скребся в ставни.
– Значит, ты можешь уйти воевать…
– Да. Мне трудно говорить высокие слова. Язык не поворачивается…
– У меня тоже, – сказала Мария. – Я все понимаю, и не надо слов. Я дочь адмирала и знаю с детства: спасать Родину – право любого человека.
– Я не сказал тебе сразу, как только отправил рапорт, потому что боялся его злопамятности. К сожалению, не ошибся…
– А что с нашим Шарлем? – спросила Мария, чтобы уйти от слишком больной темы.
– Он мне не докладывает, но, видно, тоже попал в силки и не знает, как выпутаться.
– Он похитрее тебя, Антуан, и найдет свою дорогу.
– Тут дело не в хитрости.
– Ты прав, – согласилась Мария. – Как карта ляжет.
Они долго молчали, а потом Мария попросила мужа:
– Антоша, пожалуйста, расскажи мне еще о своем детстве.
– Тебе это не скучно?
– Что ты! Детство – самая важная часть жизни.
– Трудно рассказывать о пустом месте. Я был заморышем, и меня иногда обижали сверстники. Учился я очень плохо, так что и учителя меня не жаловали. Когда мне было двенадцать лет, я впервые увидел самолет. В один прекрасный весенний день в ясном небе над нашим пансионом в невысоких горах пролетел самолет. Я провожал его глазами дольше всех, пока он не скрылся за горой…
Скоро из разговоров учителей я узнал, что километрах в двадцати от нас, в долине, вступил в строй военный аэродром. Теперь самолеты летали над нами каждый день. Я понял, что должен стать летчиком. Однажды, притворившись больным, я не пошел на завтрак и сбежал из пансиона. Чтобы не навлекать подозрений, я ушел в легонькой форменной одежде, не прихватив с собой ничего, даже куртку, хотя еще стояла ранняя весна и было не так уж тепло. Я не пошел проезжей дорогой из нашего пансиона в долину, а пробирался по ее краю, бездорожьем, чтобы всегда можно было спрятаться при первых звуках погони. К полудню я так устал, что ноги мои отказывались сгибаться, тогда я впервые в жизни понял, что спускаться с высоты гораздо трудней, чем карабкаться вверх. Это истина, но мало кто приходит к ней в двенадцать лет. В деревушке на полпути к аэродрому я подсел к крестьянину, перевозившему на своей лошадке колбасы, сделанные в деревне специально для продажи в столовую аэродрома. Копченые колбасы пахли так вкусно, что я заплакал, и хозяин угостил меня порядочным куском колбасы. На аэродроме меня отвели к начальнику. Я сказал ему, что должен стать летчиком.