С ожерельем из Унуита Элгиссиора была легкой добычей.
Правда после подобного надругательства вряд ли смельчак заслужит поощрение командира. Как это: сорвать цветок, что он хотел оставить себе?
Гиса встретилась взглядом с предложившим оголиться.
– Не забывайте, пожалуйста, что перед Вами стоит киосса.
Вот эта фраза вызвала секундное молчание во всем ангаре, а после свист и дружное «О-о-о!».
– А что, у принцесс между ног что-то иное, нежели у других баб? Ежели так, просвети, киосса! – он неторопливо поднялся с места и начал приближаться.
Фу, как вульгарно!
Дернувшееся в панике сердечко, как и ухнувшая в пятки душа не позволили демонице отступить.
Стоит показать свой страх, и они ее съедят заживо.
Напротив, расправив плечи и вздернув нос, Элгиссиора едко заметила:
– Кто Вы такой, чтобы задавать подобные вопросы коронованной особе? И тем более, какое имеете право ставить себя вровень с лордами, которым позволено рассуждать на темы, близкие к интимным? Я не вижу на вашей груди знаков отличия. Как и на эфесе кинжала. – Она взглядом указала на рукоять, заткнутую за пояс.
– О, посмотрите-ка, принцесска вздумала показывать характер! – Он подошел к ней вплотную, уже нависая сверху. – Значит, нужно будет приструнить.
Давай Гиса, не отходи!
Не вздумай отступать!
Только в глаза. Только решительно.
– Попробуйте. И я с удовольствием посмотрю, как лорд Иррьят разомнет о Ваше лицо кулаки, а ребра переломает, прежде чем выставить за пределы крепости. Мне довелось узреть, как де Нергивен обращается с неугодными ему мужами. Сломанные конечности будут лишь вершиной айсберга на долгом пути по морозной, безлюдной и продуваемой ветрами пустоши. Без пропитания, теплой одежды и поддержки селений. Изгнание здесь становится смертным приговором, не так ли? – Она следила за тем, как ухмылка на лице Белого постепенно превращалась в маску неприкрытой злости. – Я являюсь гостьей в этом замке, как не единожды подмечал лорд Максуэл. И нахожусь под его личной протекцией. Попробуйте навредить мне, и встретите закономерную отдачу.
Блондин скрипнул зубами, сплюнул на пол, да промолчал. Лишь побуравил ее взглядом, после чего вернулся на место, выхватив с ближайшего стола скребок, принявшись также точить лезвие.
Второй «зазывала» лишь сложил руки на груди, да остался при своем мнении. Благо, молчаливом.
Неужели ей удалось предотвратить неминуемое?
Лишь словами о возможном гневе Иррьята?
Она палила с закрытыми глазами, да попала в цель?
Воины не были поставлены в известность, что их ожидает за попытку причинить ей вред?
Бешеный стук пульса в висках и взмокшие ладони, что девушка спрятала за спину, сцепив в замок, не позволяли продолжить речь.
А если бы ее пустая бравада рассыпалась бы в пыль? Вдруг этих ребят было бы не испугать упоминанием, что она – игрушка их предводителя?
Но, слава Гисхильдису, этого не произошло.
Как