Да! Опасно «театральное море»! Но Игорек плавает в нем легко.
И тут грянула «Заздравная», напоминаю – Верди, тогда еще исполняемая по-русски, а не на родном языке композитора, и я, замерев, внимал гениальной музыке – и словам:
– Подни-имем, поднимем же чаши веселья…
Цитирую по памяти. Сейчас, возможно, текст изменен по программе 12+.
– …и жадно прильнем к ним устами!
Игорек мгновенно это изобразил, «закинув рюмочку». Генерал вдруг захохотал: ему понравилось. Мы, кажется, задружились, и слушали, чуть ли не раскачиваясь вместе в такт, взявшись за руки.
– …ловите сча-астья миг златой, его тяжка-а утра-ата. Промчится без возвра-ата он жизнью ма-аладой!
«Без разврата!» – шепнул мне Игорек, но, поймав строгий взгляд генерала, тут же сделал невинное лицо: я что – я ничего.
Мне показалось, под левым глазом у генерала мелькнула слеза (или это стекло пенсне «сбликовало»?).
«Ему-то ловить “миг златой” явно уже поздно», – с сочувствием подумал я. Теперь бы я так не подумал. «Спокойно!» – сказал бы я. Но тогда смысл спетого меня пронзил. Действительно: «Ловите счастья миг златой!.. Промчится!». Но где же его ловить? Я с волнением глянул на Игорька: он, кажется, тоже в упоении, и даже прикрыл глаза… или вздремнул чуток? Я толкнул его, и он, вздрогнув, сразу «честно» вытаращил глаза – мол, я не сплю! Потом он так делал не раз. «Да, прэлэстно, прэлэстно!» – забормотал он.
Запела Виолетта Валери (она же наша партнерша по настольному теннису Нелли Мешкова), и Игорек, конечно, откомментировал:
– Узнаешь? Наша партнерша по настольному теннису! Там она выглядела грациозней.
Генерал уже смотрел на нас с уважением. С соседями ему повезло! И даже поддержал диалог:
– Да уж, на чахоточную она не похожа!
Неожиданно расшутился! В этот раз на нас, включая и генерала, осуждающе поглядела его жена. Настоящая «театральная интрига». Возбуждает чувства. И завел это – Игорек. Театр в театре!
Даже интерес к происходящему на сцене как-то угас. Наша взяла! Страдания Альфреда и Виолетты были нам пока что не близки. Внимание мое привлекла только печальная ария отца Альфреда – кажется, Жермона, – умолявшего своего блудного сына, увлекшегося этой шлюхой Виолеттой, вернуться в родное лоно (логово?). Не знаю, как это лучше сказать. Тучный папа неплохо пел:
Ты забыл край ми-илый свой,
Бро-осил ты Прованс родной,
Где так много сладких дней
Было в юности твоей!
…Вернись скорей!
Мо-олю Альфред!
Но запомнил я эту трогательную арию только благодаря тому, что Игорек сопровождал ее уморительной пантомимой: молитвенно складывал пальцы, закатывал глаза – очевидно, проводя параллель между происходящим на сцене и его собственными непростыми отношениями со своим падре, или «предком» (как мы тогда говорили), Иваном Сергеевичем. Все уже поняли, что главный герой в этой постановке Большого