– Может, вот так: здесь, около меня нет стула… – раздумывала я вслух. Никакого стула около меня как раз не стояло.
– Хм… – задумался ты тогда.
Разгадки мы никакой не нашли. И это как раз хорошо передает ситуацию, в которой я оказалась тогда, после твоей смерти: у меня не было разгадки. Внутри меня разрасталось Ничто – без чувства, без внешности, запаха, звука, без вкуса. Я была костюмом человека, в котором находилось Ничто. Депрессия это, как обычно называют. Необходимо лечение. Поэтому я пошла к врачу в надежде, что она сможет поместить в меня что-нибудь. Я пошла к психиатру.
И вот в один прекрасный день я сидела в приемной на жестком деревянном стуле рядом с подставкой для зонтиков, в которой их очень много стояло, хотя кроме меня в комнате было только два человека, уже немолодых, а на улице даже и дождя-то не было. Мужчина и женщина были вместе. Я думаю, обоим было далеко за восемьдесят или даже девяносто. Они выглядели маленькими и хрупкими, как эльфы. Они были даже старше наших бабушки с дедушкой. Да уж, а это – совсем не молодые. Мне кажется, они были примерно, как бабуля «Тик-так», перед тем как она умерла. Ты ее так называл, потому что долго думал: правильно не ПРАбабушка, а ПОРΆбабушка: значит, на часы все время смотрит, торопится.
Я стала рассматривать старичков «Тик-так» внимательнее. Старушка то и дело как-то назад заваливалась, а муж ее все время поправлял. Она тогда и сама немного выпрямлялась и сидела так, как оно само собой зафиксировалось, пока не начинала опять съезжать назад на своем стуле. Кожа у нее на руках была такой тоненькой, что я с расстояния примерно трех метров могла видеть ее сосудики и капилляры. Она была как будто хрупким птенчиком из прозрачной бумаги. Мужчина положил ей на колени журнал, пытаясь вести себя так, как будто все в порядке, но она ничего не замечала. Он поднял ее руку, положил газету, на газету руку, даже страничку между пальцами как будто закрепил. Это выглядело печально и чуднó. Женщина молчала и смотрела сквозь своего заботливого спутника – спутника, на лице которого читались страх и отчаяние. Он тихо с ней разговаривал, шепотом произносил ободряющие слова, пытался ее оживить, чем-то заинтересовать («Посмотри-ка, это Хелена Фишер!»), но реакции так и не последовало. Мне казалось, что женщина даже и не понимала, где находится и что с ней в данный момент происходит. Ее взгляд оставался пустым, проходя через этот мир, скользя мимо нас, в направлении галактики, доступа к которой мы не имели.
Может быть, ты тоже сейчас там и путешествуешь на каком-нибудь астероиде? А может, ты сейчас плаваешь в бесконечно огромном океане и ныряешь вместе с плавающими блюдцами и рыбами-зубастиками в поисках рыботима? Кто знает…
Потом меня вызвали, выдернув меня из моих мыслей, возвращая назад в клинику. Осмотрев меня, врач заявила, что моя реакция на горе стала приобретать черты патологии. Патология – это когда начинается болезнь. Другими словами: я немножко неправильно горевала, нехорошо