– Вовсе нет. Просто Никанор Дмитрич – очень дальний наш родственник, потому и однофамилец… Но вы меня уводите в сторону. Я вот всё думаю, что мне дальше делать? Не завтра, не послезавтра, а вообще. Мне двадцать два года… было.
– И есть, – уточнил Антон.
– Я, по сути, ещё не жила. Вышла только замуж, через год овдовела, а потом – всё… Теперь мне выпал второй шанс. Как всякая женщина, я хочу семью, детей… И боюсь. Боюсь, что меня опять не станет – по словам Фёдора Леонидыча это вполне возможно. Я же как бы не совсем земная женщина (Натыкин вздрогнул: раньше ему на ум пришло это же слово!). Да и возможно ли рисковать благополучием близких?!
– Кажется, вы всё усложняете. Берите пример с вашего брата. Он в том же положении, что и вы, однако это не останавливает его. Я имею ввиду их отношения с Жанной.
– Вот именно: «их»… Это и Жаннин выбор. А для неё положение Николая – не тайна. Теперь представьте мужчину, который полюбил бы меня… Как ему, да хоть кому-то ещё, открыться, что я из позапрошлого века?
– Да, – шутливо покачал головой Натыкин. – Если рассматривать тех, кто посвящён в вашу тайну, выбор у вас невелик. Иванцов и Ениколопов женаты, остаются Козличенко и я.
– Разумеется, я бы выбрала вас! – засмеялась Настя.
Но смех её вскоре утих, застыл полуулыбкой на разомкнутых губах, а глаза снова почернели, хоть было достаточно света, и перламутрово замерцали. Антон, как завороженный, смотрел в эту темень, где скользили изумрудные спинки жуков, и не смог остановиться, даже когда от окраины взгляда поступил в сознание сигнал: «она сидит нагая»… «Это зрительный обман!» – решил мозг и попытался расфокусировать взгляд, но безуспешно. Расплывчато, но продолжилось то же видение: округлые плечи, налитые овалы грудей, красные пятна сосков. Оставалось последнее средство: закрыть глаза…
Когда Антон поднял веки, Настя предстала пред ним одетая, светлоглазая. Во взгляде её он обнаружил интерес, который не показался ему заурядным любопытством («что это с ним?»). Это был интерес познания, спокойное, вдумчивое изучение…
Однако вскоре он решил, что ничего необычного в её поведении нет, а представшая прежде картина всего навсего ему померещилась.
Настя как ни в чём не бывало положила оставшийся кусочек печенья в рот и, сделав последний глоток из кружки, сказала:
– Чай у вас очень вкусный. Наверно оттого, что вы используете кипятильник.
Натыкин посмотрел на тёмно-янтарную банку, в которой плавала заварка.
– Ещё? Сейчас нацедим…
– Нет, спасибо, поздно уже. Я пойду.
– Не могу же я вас одну отпустить… И боевой пост тоже не могу бросить. Оставайтесь… А брату можно позвонить.
– Вас не станет ругать Даниил Викторович?
– Да что вы, в самом деле!
– Останусь, – улыбнулась Настя. – Только не беспокойтесь, я спать всё равно не хочу. Позвольте мне побродить по комнатам…
– Понимаю… Конечно! Но, если устанете, в вашем распоряжении этот шикарный диван. А я