– Горько! Горько! – вновь прокричал Федор громким низким басом, и молодые, вновь встав, чинно поцеловались.
Подбадривающее эхо пронеслось по столам, и гости, уже довольно хмельные, стали требовать танцев.
Прошло уже несколько часов от начала пира, когда в светлую праздничную горницу через большие дубовые двери вошла Мирослава. В желтом атласном летнике, нарядном кокошнике и золоте, она вплыла, как царица. Присутствующие притихли, невольно обернулись к ней. Хозяйка дома приветливо поздоровалась с гостями и, громко пожелав счастья молодым, выпила за них до дна полную чарку медовухи, которую услужливо подал ей слуга на серебряном блюде. Затем она проворно направилась в сторону Тихона Михайловича и уже через миг села подле мужа. Артемьев, который обожал жену, тут же пытливым взором отметил, что на ее нежном лице написано крайнее волнение.
– Что-то случилась, Мирушка? – поинтересовался ласково Тихон, склоняясь к ней. – На тебе лица нет, яхонтовая моя.
– Да, – ответила Мира и, нервно затеребив в руках пустой бокал, попросила: – Налей мне квасу, любезный Тихон Михайлович.
– Со Славушкой что случилось? – спросил Артемьев напряженно.
– Нет, слава Богу, не с ней. Она скоро спустится.
Мужчина быстро налил из хрустального графина квасу.
– Что ж тогда? Не томи, рассказывай, душенька.
Мирослава немного отпила из хрустального бокала и печально взглянула на мужа.
– Федор опять за старое взялся. Снова моих сенных девушек по углам зажимает, – произнесла она и с укором взглянула в сторону Федора, который громко смеялся над шуткой брата Семена. – Марфутка понесла от него ребеночка. Только час назад я узнала о том. Она вешаться надумала. Говорит, что Федор ее прогнал, как узнал, что тяжела-то она. Мы ее со Славой вовремя остановили и еле образумили.
– Ах, греховодник! – воскликнул Артемьев так громко, что некоторые близко сидящие гости обернулись к ним. Однако за общим шумом и весельем остальные не услышали его гневного окрика. – Ну, я ему задам! Никакой управы на него нет!
– Да уж, ты поговори с ним, будь добр, Тихон Михайлович. Если не ты, то кто ж вразумит-то его? – вздохнула женщина и, поднявшись с места, добавила: – Пойду с бабами поздороваюсь.
Едва Мирослава отошла от мужа, Артемьев кликнул слугу и велел позвать к нему сына. Тихон видел, как выслушав слова слуги, Федор ехидно улыбнулся и почти нехотя встал со своего места, вальяжно направился в его сторону, на противоположный край стола. Когда старший сын приблизился, Артемьев взглянул на него недобро и гневно произнес:
– Садись, нехристь! Поговорить мне с тобой надобно!
– Можно