Последняя расхлябанность. Манифест дада и тридцать три уголовных рассказа. Вальтер Сернер

Каждый писатель, который хотел бы, чтоб его считали значительным (то есть буквально к а ж д ы й!), заботится о том, чтобы регулярные скандалы, которыми он снабжает свою биографию, не были незначительными. Он – ЗА то, чтобы это нельзя было стерпеть, и с этого он живёт (хоть и не обязательно в вилле). Однако его скандальность воспринимают как вспыльчивость! Как выбросы жёлчи!! О вы, проклятые зеркала!!!.. Уж если ощущаешь собственную вонь как аромат, то хотя бы других надо поберечь от неё. Красивые женщины часто заставляют даже отпетых глупцов вести себя по-идиотски: значит, ещё и с радостью можно разыгрывать из себя одарённое чудовище (с тихими относительными придаточными предложениями) и таскать себе с самого донышка горяченькое. Во всём прочем уже не смешно даже хихикать над собственным хихиканьем. И тут же прорывается ярость…

      64° В самой глубине собой не владеешь никогда. Да и как овладеешь собой! (Всякая одежда кажется гротескной.) Только представить себе: злишься на молчание присутствующих и начинаешь, ещё больше злясь на это, говорить, хотя… (Вымученные рассуждения типа: «Что нам учение о неврозах!» или: «Неужто одол – лучшее средство для сердца?»)… После нескольких фраз ты уже в безукоризненной ярости. Из-за чего?.. Вернейшее средство против молчащих: тоже молчать. Это сомнительный опыт, да… Можно наслаждаться своей ненавистью к другим, только когда её не замечают. Можно вообще держаться как-то, только если ненавидишь тайно, подпольно, без шума… И вот вам: ярость мстит за себя. Господин ретируется широким шагом, о ч е н ь резво… Однако: о, верх всей жестикуляции бездельника: к чему? за что? почему месть?.. А?.. (Но не выманишь этим у трупа дыхание. Разве что выманишь хоть строчку у ведекиндовского Йоахима Фриденталя, который вроде бы ещё должен жить.)

      65° Короче, достаточно убедить себя, что самые редкие и живительно любопытные создания постоянно оказываются странным образом неугодными иностранцами, которые прежде всего выгодно отличаются от помоев своего теперешнего окружения тем, что не натравливают свою волю на свой разум (большевики). В самом деле, человек не есть ни универсальный троп (угольная облигация), ни существо, способное обогатить мир ликвидацией бедности или, например, поднять переносимость общественного со-жительства тем, что перестать так много врать. (Я располагаю непоколебимым убеждением, что я есть моё времяпрепровождение и вежливый человек)… Невозможно же, в самом деле, верить в заявленную Буддой (типичный пограничный случай между ихтиозом и паранойей) волну человечности, когда тебе ежедневно вместе со всеми приходится видеть, как самые передовые героини тротуара особенно ценят, когда их игнорируют супруги банковских директоров. Это уже действительно слишком. Я смотрю на гору Монте Сальваторе на берегу Луганского озера. Я в состоянии различить её вершинную лесистость, находясь на улице, восторженно названной именем этой горы. И я говорю лишь: «Laissons la salade. Faisons un grand arrangement».

      66° Существует один поразительный пробел… Идёшь в люди (чёрт бы их побрал!), чтобы упиться своей ненавистью к ним,