Собрание сочинений в 7 томах. Том 7. Продолжение отъезда. Геннадий Айги

катастрофа, страдание угадываются за его словами, да и в них (Айги очень исторически сознательный автор) – но все это покрывает некая благая тишина. Вызову, неисцелимой страсти Цела-на отвечает почти бессловесная колыбельная Айги:

      она

      пустым (ибо все уже отдано)

      лицом: будто место безболья

      высится – по-над полынью

(“Последний овраг (Пауль Целан)”, 1983)

      По этой колыбельной и тосковал бессонный современный мир.

      Айги интересно писал в одной из своих прозаических вещей об авангарде как о времени без сна. Со сновидениями, но без сна. Его поэзия знает сон – может быть, куда больше, чем сновидения. Сон, хвала безболью.

      “О нашей современности принято думать более всего в связи с утратами и деградацией, – писал швейцарский читатель Айги художник Маркус Штеффен, – но у нас есть и некоторые приобретения. Никогда еще человек не различал так ясно всеобщей хрупкости мира и его всеобщей связности. И, тем самым, никогда не хотел в такой мере избежать любого насилия – в виде действия, мысли, формы”.

      Этому новому опыту защиты и хранения как места человека — на месте прежнего бунта и страсти – отвечает поэзия Айги. Это если не вообще первый, то первый столь последовательный ответ “нашему положению”.

      Прощайте, Геннадий Николаевич! Спасибо Вам.

      ольга седакова

      |28 февраля 2006|

      все дальше в снега

      1986–1989

      горя́ – во времени жатвы

      [л. р.]

      и углубляюсь я – в жатву: о этот

      огонь – закалявший

      терпенье отцов – как безвинность земли!—