Иван указал на дом Скворцовой.
– Еще вопросы будут, господин чекист?
Иволгин пожалел, что так сгоряча ляпнул, но было уже поздно. Козельский швырнул папиросу и пошел прочь, засунув одну руку за обшлаг шинели, другой размахивал в такт движению. Иван посмотрел вслед, и ему стало безумно жаль этого бывшего офицера. Такого одинокого, как ему показалось.
Встреча преподала хороший урок. Затеряться в этой жизни Иволгину не дадут. Прошлое всегда будет рядом, за тоненькой занавеской, раскрыть которую, не составит большого труда.
Как знак надвигающейся черной полосы – смерть Елизаветы Петровны. После ее ухода образовался вакуум, приводящий Ивана и Антонину в глубокую грусть и скорбь.
Конюшня загорелась среди ночи. Сторож забил тревогу, примчались пожарные, прибежала обслуга. Директор, белый как мел, метался из стороны в сторону. Выстанывал какие-то междометия. Он и весь коллектив были страстными лошадниками. Любили и понимали этих славных животных, верных помощников человека. Потеряли пять лучших лошадок, здание конюшни, ригу с фуражом.
Приехала комиссия, состоящая из пожарных и сотрудников ГПУ. Иволгина допрашивали двое: о времени прихода на работу и ухода с нее, занятиях после, свидетелях его ночного пребывания. Об этом могла знать только Антонина. Но жена, пусть и гражданская, в категорию свидетелей не попадала.
За Иволгиным пришли через четыре дня, тоже ночью. И прямо сходу пошел допрос. Иван сразу сделал заявление о том, что является бывшим офицером царской армии, штабс-капитаном (судя по реакции следователя, его это не удивило). Подозреваемый также рассказал, что его часть расформировали в городе Опочке, служить новой власти не предлагали, хотели расстрелять, но передумали. Начал разыскивать семью, оказался в Харькове. И дальше все то же самое, но без подробностей. Очень много было вопросов о принадлежности к Белому движению. Стало ясно, что аргументы со стороны подозреваемого следствие не признает, но и доказательств, чтобы опровергнуть их позицию, никаких не было.
В камере, рассчитанной на пять человек, находилось десять. Нары делили по-разному: кто-то спал по очереди, худые располагались «валетиком», народ набирался самый разный. Выпускали, переводили, уводили навсегда, приходили новые. На данный момент здесь пребывали два железнодорожных машиниста, бухгалтер, начальник строительства и его прораб, какой-то инженер, артист цирка, монах и штабс-капитан. По причине соседства ближе всех пришлось знакомиться с артистом цирка и монахом. Все начиналось с вопроса – «за что сидишь?». Криминальные правила отсутствовали, уголовников не было, и никто своей воли и правил общежития не навязывал.
Артист цирка по фамилии Корунец, имени Михаил, а по цирковому – Мишель Корини, с юных лет работал в группе акробатов – прыгунов. Работали чаще всего с подкидными досками. Михаил утверждал, что его трюками восхищался даже Виталий Лазаренко, прославившийся прыжками через